Любовь против (не)любви - Салма Кальк

— Крыша. Балки. Отопление — печь на кухне, она частично разрушена. Кухня в доме Айви мала, и на ней сложно приготовить еду на всех, кто сейчас здесь живёт.

— Я понял вас, начнём с крыши.

— Что для этого нужно? Где взять материалы? Сколько денег потребуется?

— Кое-что было припасено у милорда Сэмюэля — в малой башне, и хорошо, что она меньше всего пострадала. Он как раз думал нынешним летом подновлять здесь крышу. Этого хватит, чтобы начать, а там и дороги высохнут. В Прайорсли тоже есть какие-никакие запасы, попросите вашего деверя поделиться, вдруг он вам не откажет?

— Спасибо, что сказали. Попрошу.

— А недостающее подумаем, где взять, — мастер помолчал, потом продолжил. — Это хорошо, миледи, что вы взялись за восстановление Торнхилла. Всё ж кровь — не водица, и если ваши дети останутся на этой земле — это будет правильно. Нет, я в чём-то понимаю и Телфордов, но — и у милорда Сэмюэля тоже была своя правда.

— В чём же? Я не очень-то прислушивалась раньше к разговорам мужчин, а теперь выходит — напрасно.

— Я не могу сказать, что был в курсе — так, ловил обрывки слухов. Но смысл происшедшего — в политике и борьбе за влияние на королеву, так мне думается. Был у милорда какой-то враг, которому он желал унижения, и хотел, чтобы это было достигнуто через унижение и как бы не уничтожение Телфордов. А Телфорды никогда не были разменной монетой, не стали и теперь.

Тьфу, гнилая политика. И здесь гнилая политика. Точнее, она гнилая везде. Ладно, об этом можно будет подумать как-нибудь потом. Потому что где теперь она, Катерина, найдёт детали этой гнилой политики?

Впрочем, вдруг вспомнила она, есть же какой-то ларец милорда отца Кэт, который она зарыла между своими нижними юбками и чулками. Нужно будет как-нибудь улучить минутку и посмотреть — что там внутри, в том ларце. Вдруг какие-нибудь бумаги?

— Что-то вы задумались, миледи.

— Да, Дженкинс. Но я уже снова с вами. Скажите, как отчистить копоть от стен? Она угнетает.

— Долго и трудно. Да и надо ли?

— Надо, — кивнула она.

Каменная стена — не воротник рубахи, и не грязные штаны. И даже не скотт из подвала. Но почему бы не попробовать?

Катерина зажмурилась, сосредоточилась — и приказала стене очиститься. Просто очиститься, как и прочему. Услышала возглас Дженкинса. Открыла глаза.

Примерно квадратный метр стены сиял первозданной чистотой. Никакой копоти и плесени, и даже выросшая прошлым летом в щели сухая травинка стала золотистого цвета.

Неужели? Неужели можно сделать чистой и красивой эту невероятную груду камней?

— Миледи Кэтрин, вы очень изменились, очень, — Дженкинс снял шапку и изобразил неуклюжий поклон.

* * * *

Весну ждали — и всё равно для Катерины она случилась неожиданно. Ещё вечером ложились спать, и это была зима, а утром уже — яркое, слепящее солнце, и тёплый влажный ветер, и стремительно показывающаяся из-под и так размокшего уже снега земля.

— Снега много было, не затопило бы, — ворчала Петронилла, но ворчала по-доброму, потому что — перезимовали.

Это звучало у всех — перезимовали, теперь пусть высохнет земля — и сеять. И хорошо. А как же неминуемые скотты? — спрашивала Катерина. А что, как придут, так и обратно покатятся — отвечали ей.

Джон уехал к себе в Солтвик, и даже успел прислать весточку — что благополучно добрался, а дороги развезло буквально на следующий день. Катерина из любопытства высунулась на ту дорогу — вышла из замка, перешла реку по мосту, прошла немного дальше. Ну что она, грязи не видела, в самом-то деле? Дома такого добра по весне хватает, и летом в тайге стоит только дождю пройти — на глинистой почве ног не вытащишь. Здесь же тоже земля внутри промерзала, и пока не оттает — сверху будут лужи и грязь.

Снег стаял мгновенно, и Катерина порадовалась, что они живут на небольшой, но скале, потому что ни перед входом в главную башню, ни во внутреннем дворе вода не скапливалась и не стояла. А в ближней деревне, как она понимала, было по-разному, где-то сухо, а где-то и вода прямо во дворе.

Мелкая речка ожидаемо разлилась. Она постепенно прибывала, и в конце концов захватила всё пространство вплоть до замковых стен. Поутру ходили на стену смотреть — насколько прибыла вода за ночь.

Такое развлекалово ожидалось недели на две, где-то до середины марта. К счастью, мастер Дженкинс успел извлечь из маленькой башни запасы милорда Сэмюэля, как раз предназначенные для ремонта крыши. Вокруг главной башни в два дня выросли леса, и мастер ловко лазал по ним вместе с остальными работниками — покрикивал и командовал. И вечером отчитывался Катерине — что сделали за день.

А Катерина была счастлива, что есть человек, который знает, как решать эту задачу, и с готовностью за неё взялся.

Сама она каждый день поднималась по тем лесам и чистила стены от копоти — понемногу, по кусочку. Камень оказался очень сложной для воздействия средой — брал много сил, восстанавливаться потом приходилось подолгу. Но Катерина могла бы поклясться, что теперь она даже чувствует себя в этих стенах по-другому, более спокойно, и… более дружелюбно, что ли?

Ещё она сама не поняла, как так вышло, но — вдруг обнаружила, что учит читать и считать местных детей.

Взрослые готовились к войне и сельскохозяйственным работам — кто-то тряс мешки с семенным зерном и прочим, кто-то готовил сети — когда рыба из моря на нерест пойдёт, кто-то ковал ножи, кто-то фехтовал и дрался. Дети же просто мельтешили везде, и под ногами, и на стройке, и Катеринина душа стерпеть того не могла. Потому что ведь упадут, расшибутся, попадут под ноги, под клинок или под что-нибудь, летящее с высоты.

Когда она изловила за ухо очередного шмыгнувшего из-под лесов мальчишку, тот тоненько заверещал.

— Ой, миледи, простите, миледи, отпустите, миледи, я больше не буду!

— Чего это ты больше не будешь?

— Попадаться…

— Ты почему без дела?

— Потому что всё сделал! Котёл почистил! Корма курам задал! Чего ещё!

— А учиться кто будет?

— Чему учиться? — не понял тот.

— Читать, — пожала плечами Катерина.

— Да ну, — сообщил он. — Играть интереснее!

Ну ещё бы, конечно. Жертва была отпущена — пока, и ускакала, потирая ухо, а Катерина до конца дня стреножила ещё нескольких таких же — носившихся, швыряющихся друг в друга грязью и дубасивших друг друга палками. Это были