Океан. Белые крылья надежды - Филип Жисе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вон он! – услышала Ангелика восклицание синьоры Полетте. – Слава тебе, Господи! Живой!
Ангелика побежала взглядом по берегу. В сотне метров от себя увидела в полосе прибоя коленопреклоненного синьора Дорети.
– Сильвестр я здесь! Мы уже идем! – синьора Полетте не успела перевести дух, как снова побежала, загребая босыми ногами песок.
– Сюда! Сюда! – синьор Дорети замахал рукой, крик сорвался на рыдания, наполнившие сердце Ангелики ужасными предчувствиями и заставившими ее бежать быстрее.
Предчувствия не подвели. В сердце, будто кто всадил раскаленный добела нож, когда она, опередив синьору Полетте на несколько десятков метров, подбежала к синьору Дорети. Застыла рядом с ним, дыхание перехватило, слезы хлынули из глаз, стон вырвался из груди. Ангелика упала на колени, не в силах поверить виденному. Хотела бы, чтобы это был сон, кем-то или чем-то навеянный кошмар, но нет. Настоящее обрушилось на нее ушатом холодной воды, налетело тропическим ураганом и выбило почву из-под ног. Ангелика повалилась на песок рядом с рыдающим синьором Дорети. Девушка закрыла глаза, ей стало не по себе. Не хотела видеть то, что видела. Отказывалась в это верить. Но ничего не оставалось, как поверить, поверить и принять, как бы это ни было трудно.
Ангелика открыла глаза. Ничего не изменилось. На мокром песке прямо перед ней на спине лежала Эбигейл. Шорты и футболка мокрые. Кое-где на ногах, руках, лице все еще виднеются капельки воды, серебрятся в лучах солнца, точно жемчужинки. Волны накатывали на берег, дотрагивались до ног Эбигейл, поглаживали их, будто никак не желая отпускать ее. Эбигейл выглядела спящей. Закрытые глаза, тело недвижимо, как и у спящего человека. Казалось, протяни руку, тронь за плечо, и она проснется. Ангелика так и сделала, протянула руку и тронула за плечо, даже тряхнула слегка, но ничего не произошло. И не могло произойти. Эбигейл была мертва. Ангелике даже не надо было чувствовать холод ее кожи, видеть синюшность и одутловатость лица и шеи, чтобы понять это. Она просто чувствовала это, и чувства ее не подвели. К сожалению. Слезы бежали из глаз, но она их как будто не замечала, все смотрела на лицо Эбигейл, пока не почувствовала подступившую к горлу дурноту, отвернулась, услышала восклицание синьоры Полетте, а затем и плач.
Ангелика отползла в сторону и вперилась взглядом в песок. Помогло, дурнота отступила, оставив после себя лишь горечь во рту. Наполнила грудь воздухом и вытерла слезы с глаз. Села на песок и обратила взгляд на океан. Он снова нанес удар и забрал еще одну жизнь. Жестокость океана другого человека могла бы поразить, но Ангелика с ней давно уже свыклась, приняла ее как само-собой разумеющееся, как что-то, что невозможно избежать, поэтому с этим и не стоит бороться. Ангелика давно уже поняла, что океан – соперник, которого нельзя победить, так как он непобедим, поэтому сдаться на его милость – лучшее, что может сделать человек, оказавшийся в его власти.
Горизонт почернел, ветер сильнее задергал за волосы, а где-то загромыхало, но Ангелика ничего этого, казалось, и не заметила. Слышала плач синьоры Полетте, всхлипывания синьора Дорети и жалась взглядом к посеревшему океану в тщетной надежде на его милость.
Эбигейл похоронили этим же днем, едва отгремели последние раскаты грома, а ветер разогнал пухлые, точно взращенные на гормонах свинцовые тучи. Ангелика все никак не могла поверить в случившееся. Еще утром Эбигейл была жива и вот… Какой кратковременной может быть человеческая жизнь, и какой не ценимой. Ангелика не сомневалась в том, что Эбигейл наложила на себя руки. Бедняжка, не вытерпела того ада, в который превратилась ее душа после того, что с ней сделал… Ангелика даже имя хотела забыть этого ублюдка. С этих самых пор. Смерть Эбигейл только добавила ненависти, ненависти и страха. Как никогда прежде Ангелика хотела покинуть этот остров. Как никогда прежде мечтала о том, чтобы он остался только в ее воспоминаниях. И как только она умудрилась забеременеть? И где?! На острове, затерянном где-то в Атлантике. Более того, на острове, где от жизни до смерти такой короткий шаг.
Смерть Эбигейл потрясла всех. Алессандро впал в самый настоящий ступор, едва услышал о смерти Эбигейл. Когда же увидел ее мертвое тело, первым делом опустился возле него на колени и принялся нащупывать пульс, будто не желая верить тому, что видели глаза. Хотя один внешний вид тела Эбигейл вряд ли у кого мог оставить сомнения в ее смерти. И все же оставлял. Никто не хотел верить, никто не хотел принимать. Но жизнь, как и океан, часто бывает безучастной к человеческим желаниям, желаниям простого смертного, пусть даже величающего себя венцом природы, ставящего себя на высшую ступень эволюционного развития. Как и смерть, лучшая подруга жизни, ее старшая сестра и единственная возлюбленная. Вдвоем кружатся они в вечном танце бытия и небытия, не щадя никого – ни бедного, ни богатого, ни умного, ни дурака, ни старого, ни молодого. Молодого. Именно молодость Эбигейл не давала до конца принять ее смерть. Ей даже не было двадцати пяти. Девушка в расцвете сил и красоты, у которой должна была быть вся жизнь впереди и… и которая покончила с ней, как с какой-нибудь досаждавшей заразой, болезнью, применив для этого самое сильное средство из всех когда-либо существовавших – смерть. Так или иначе, это был выбор самой Эбигейл, правильный или нет, это не так уж и важно.
Эбигейл хоронили рядом с могилкой Луизы. Синьора Полетте, синьор Дорети, Ангелика и Алессандро. Они стояли и смотрели на яму с телом, завернутым в одеяло, и думали каждый о своем. Синьора Полетте, как водится, произнесла короткую речь. О плохом не говорила, только о хорошем, тем самым отдавая память той, которая уже никогда не наполнит грудь воздухом и не услышит криков птиц. Потом засыпали яму землей и песком, сверху Алессандро поставил крест, заранее сооруженный из веток. Какое-то время после этого стояли у могилы Эбигейл, ничего не говоря, только вспоминая, недоумевая и в итоге принимая.
Когда вернулись в лагерь, солнце успело спрятаться за горизонтом. Синьора Полетте сразу скрылась в шалаше. Синьор Дорети отошел в сторонку, сел под деревом и, казалось, задумался. Алессандро не спешил идти спать, сначала занимался кое-какими мелочами по хозяйству, затем расстелил одеяло под деревом и улегся под открытым небом. Ангелика же долгое время сидела у шалаша и смотрела на звезды, спать не хотелось. Из головы не выходила Эбигейл, разговор с ней, ее слова, опасения и сомнения. Когда мысли об Эбигейл утомили ее, она переключилась на беременность, но эти мысли только усугубили ее и без того паскуднейшее настроение. В какой-то миг Ангелика ощутила себя слабой и уязвимой, будто мышь, у норки которой притаилась лиса. Девушка не могла и не хотела больше терпеть одиночество, встала с земли и направилась к Алессандро, опустилась рядом на одеяло. Он не спал, улыбнулся ей в темноте. Она легла к нему спиной, и он обнял ее, прижался губами к затылку. Ангелика почувствовала, как страх и одиночество начали покидать ее, сменяясь непонятно откуда взявшейся радостью и уверенностью, уверенностью в том, что пока рука Алессандро покоится на ее животе, ей нечего бояться, ей и ее будущему ребенку.
– Вы не видели Сильвестра? – спросила их на следующее утро синьора Полетте, едва показавшись из шалаша. – Вчера он мне показался каким-то странным. Как бы не натворил чего.