Среди восковых фигур - Инна Бачинская

– Я так не говорил, – заметил Федор.

– Говорил! Что не нужно усложнять. Другими словами только.

– Не нужно множить сущности без необходимости. Это не я сказал.

– Не важно!

– Бедная пани Гучкова, – сказал Савелий.

– Каин и Авель, – пробормотал Митрич. – Ничего в нашем мире не меняется…

…Пани Гучкова рыдала и обвиняла себя. Говорила, что это ей кара, что она заслужила, она грешница, она плохая, а Алекс не заслужил, он хороший мальчик! Мишенька сам! У него умерла жена, он ее очень любил, сам рассказывал, а потом еще девушка бросила и ушла. А Сашенька ни в чем не виноват! И пусть лучше ее «заарестуют» и она пойдет в тюрьму, и лучше бы она никого не искала. И зачем только она, дура, полезла в его телефон…

– Мамочка говорит, что иногда не нужно исправлять старые ошибки, пусть себе… Надо отпустить, – сказал Митрич. – Бросила сына – кайся, ходи в церковь, раздавай на бедных, но не надо исправлять, а то сделаешь хуже. Ну посмотри на него издалека, и все. Лучше оставить, как есть, чтобы не стронуть судьбу, а то вишь, как получилось… А, ребята? – Он смотрел на них серьезно и печально, ожидая ответа.

Савелий пожал плечами, Федор промолчал. Даже капитан не нашелся, что сказать, и нехотя промямлил:

– Всяко бывает, Митрич, иногда, может, и не надо…

…Митрич разлил коньяк, и они выпили. Без тостов, не чокаясь, поминая убиенных бизнесмена Кротова и его девушку…

А потом прибежал запыхавшийся Иван Денисенко, плюхнулся на стул и закричал:

– Ну все! Доставил. Утешил как мог, звал сюда, но Виталька один и так все утро, пришли, а он на полу бьется – припадок. С ним бывает, вроде эпилепсии. Может, оно и лучше…

– Что лучше? – спросил после паузы Федор.

– Что припадок. Она сразу про Лиду забыла, бросилась поднимать его, все такое. А то все плакала, жалела подружку, совсем плохая и невменяемая. Говорит, ни за что не поверю, что она повелась на деньги, извела живого человека, это все Бураков, сволочь и подонок. На меня рычала, а я что? И вот ведь как… – Иван задумался на миг. – Как витиевато работают механизмы судьбы! Все случайно в нашем мире! Бураков наткнулся на Лиду, понял, что она похожа на Мишину Лену, и придумал план, а она, глупышка, не устояла. А потом он ее убил. Считай, Кротова тоже он! Бураков не рассказал, как они познакомились?

Капитан пожал плечами и не ответил. На Федора он не смотрел.

– И я вот теперь думаю… – продолжал Иван, – если Миша так на нее запал, она могла вернуть Буракову деньги и послать к черту. Миша бы ее не бросил с его старомодными понятиями о чести… Он же потерял голову! Он бы с радостью ее под венец! Любая баба на ее месте… Да я бы сам на ее месте, хоть и не баба! Извини, Федя.

– Может, у нее биография подгуляла, – скучно заметил капитан. – А у него понятия о чести… – На Федора он по-прежнему не смотрел.

– Какая там у нее биография? – закричал Иван. – Нормальная девка, умница, студентка… – Он помолчал, уставившись на бутылку, и сказал: – А у вас тут хороший коньячок, я смотрю. Митрич расстарался? А мне бы пивка. Митрич, пивка можно? Сушняк давит, аж в глазах пересохло. Я вчера на корпоративчике фоткал, ну, как водится… Хорошее бухло, кто ж откажется. Ну и… А утром ни свет ни заря Влада позвонила в соплях и слезах, приди, а то мне плохо! А мне самому хреново – глаза в кучу не соберу! Ну и жара! – Он вытер салфеткой влажный лоб. – И похороны… Когда это чертово пекло уже закончится! Сейчас бы дождичка осеннего да в лес за грибами! И пожрать бы! Митрич, мясо есть?

– Сейчас! – встрепенулся Митрич и убежал. Вернулся с тележкой, нагруженной тарелками с бутербродами и запотевшими кружками пива.

– Ребята, тут говорят, дикий бешеный волк загрыз директора музея, правда? – спросил он, разгружая тележку. – Или брехня, как обычно? Забежал прямо в дом и загрыз. Мамочка, говорит, правда, у ней подруга где-то рядом живет, все видела своими глазами. Или даже целая стая. Весь город прямо гудит!

Иван переглянулся с Федором и сказал значительно:

– Мы с Федей были там!

– Вы были? – поразился Митрич. – Так это правда? Бешеный волк загрыз человека?

– Это была собака, Митрич. Нормальная собака, которая загрызла моего друга Мирону. То есть я считал его другом, а он оказался маньяком и психопатом. Я подозревал, что его талант от дьявола и он душу продал, но не настолько же! Ну думал, ладно, все нутро у них на роже, аж страшно, талант, да, еще и усугублял, прямо показывал пальцем и орал: «Этот – сволочь и подонок, та – стерва, тот… еще что-нибудь!» А он их убивал! Понимаешь? Живых людей, которые хуже куклы! То-то они были как живые! Он в них переселял тех… Понимаешь? В смысле верил, что переселяет. Живых в свои восковые муляжи!

– Восковый скульптор убивал людей… Зачем?

– Я же говорю, считал, что у него получилось лучше. Ты их видел?

– Ходил с мамочкой как-то…

– Помнишь Клеопатру? Это шедевр! Лучше, чем живая. И Костик Рахов, и ведьма Саломея Филипповна… Остальные, правда, пожиже, он их не трогал. Миша Кротов тоже у него там, алхимик, но это не он его, а Мишин брат. И Лида, бедная девчонка, ее вообще там не было, в смысле в виде куклы…

Речь Ивана становилась все менее связной, но тем не менее была очень образной. Он кричал и размахивал руками, делал драматические паузы и пучил глаза. Митрич слушал, раскрыв рот.

– И вы видели эту собаку?

– Видели! Она положила морду на диван около ведьмы и так сидела. Стерегла. А вокруг кровищи… по стенам, по потолку… Ужас! И Мирона растерзанный на полу. А Саломея Филипповна на диване, думали, убил! Федя потрогал, а она живая, только спит!

– А собака не бросилась?

– Не, Федя ее хорошо знает. Ее зовут Херес. Я тоже ее знаю, но не решился бы. Здоровенный волчина… в смысле, псина. А маньяк Мирона ее изваял с белым волком, как чувствовал, прямо… омен! Это же знак! И пришел сжечь хату, бензином все провоняло, облил, да не успел! Она потом рассказала, что заперла собаку в сарае, та сразу чуть не бросалась на Мирону, как чуяла… Он заявился в гости, каялся, знак ему был, говорил, что жену убил, душегуб, нес вовсе запредельное про свой особый путь, а сам ее вырубил и… А собака вырвалась! Бросалась на дверь, выбила щеколду и вырвалась! Чувствовала, что хозяйку кончают! Федя ему: «Херес, Херес, хорошая собачка» и стал гладить, а у меня аж бабочки в животе, сейчас, думаю, загрызет! А Федя у нас этот… шептун! Как он с ним управился, я чуть с копыт не слетел! Морда в крови, и руки ему лижет! А на глазах слезы! Честное слово! Никогда не видел, чтобы собака плакала. Я фоток наделал, посмотришь. Такой случай раз в жизни выпадает… Свезло так свезло! Лео… Лешка Добродеев все телефоны оборвал, дай, мол, и дай! Для газеты, общественность волнуется, подробностей требует и картинки. А я ему: «На, выкуси! Я подумаю!» Он меня пару лет назад на бабки кинул, хапанул фотки и не расплатился, жулик! Теперь за все заплатит, с процентами. – Иван захохотал.