Добрый волк - Александр Содерберг

– Здесь все, как вы хотели, – сказал Томас.

Его клиентка покачала головой.

– Судя по всему, здесь такое не принято, – продолжал юрист. – Тем не менее вам удалось уговорить их даже на исказитель голоса. Ваша настойчивость вызывает восхищение.

Исказитель голоса представлял собой маленькую коробочку рядом с микрофоном.

София не отвечала.

– Мне бы очень хотелось когда-нибудь услышать от вас эту историю, – продолжал Розенгрен.

София с удовольствием удовлетворила бы его любопытство, но пока не получалось.

Она взглянула на часы над дверью. Времени оставалось мало.

– Что вы будете делать, когда все закончится? – спросил Томас.

– Покину это здание, – ответила София.

Казалось, адвокат хотел спросить ее еще о чем-то, но воздержался.

– В таком случае я желаю вам удачи, София Бринкман, – сказал он.

– Спасибо, – ответила его подопечная.

Томас вышел из комнаты, и дверь за ним захлопнулась. София села за стол и надела наушники. В зале суда уже рассаживались люди, шаркали ножки стульев. Все ждали начала заседания, и Бринкман тоже.

Она спрашивала себя, чем сейчас занят Альберт.

* * *

Майлз завязал шнурки на ботинках Альберта, после чего поднялся и оглядел его:

– Выглядишь стильно.

– Спасибо, – ответил юноша и посмотрел на Санну Ренберг, которая стояла в дверях. Теперь она тоже не отходила от Альберта, и ее присутствие больше не доставляло ему никаких неудобств.

Ингмарссон надел солнечные очки, кепку «Нью-Йорк янкиз»[27] и темно-синюю куртку-ветровку, под которой он прятал кобуру с пистолетом.

Они вошли в лифт и спустились на первый этаж.

Пока Майлз проверял близлежащие кварталы, Альберт ждал в тамбуре. Санна сидела на подоконнике в кухне и тоже наблюдала за улицей.

Ингмарссон набрал ее номер:

– Всё в порядке?

– Все хорошо, – ответила Ренберг. – Подожди, Майлз, я с вами.

– Нет, Санна…

Но женщина уже дала отбой.

Не прошло и минуты, как она выбежала в холл, веселая, как всегда.

– Чудесная погода, – сказала Ренберг и придержала дверь, пока Майлз выкатывал кресло Альберта на улицу.

Михаил Асмаров подогнал к подъезду машину.

– Зачем машина? – удивился Альберт.

Майлз взял его на руки и перенес из инвалидного кресла на переднее сиденье.

– Вчера звонила твоя мама, она разговаривала с одним человеком…

– Что за человек?

– Полицейский, как она сказала.

Михаил завел мотор.

– И чего он хотел? – спросил Альберт.

– Предупредить об опасности, – ответил Ингмарссон.

– Что за опасность?

– Все слишком сложно… В общем, мы должны быть осторожны.

– Что за опасность, Майлз? – Молодой человек повернулся к нему с переднего сиденья.

– В общем… Нам с твоей мамой нельзя находиться в одном месте, и мы постараемся этого не делать… Здесь не о чем говорить.

– Тем не менее мы делаем это… Говорим?

– Не будь таким занудой, Альберт, – улыбнулась Санна.

– А если я зануда? Так почему мы все-таки об этом говорим?

Дорога пошла вверх по склону. Колеса пружинили по камням мостовой.

– Лично я об этом не говорю, – возразил Майлз. – По крайней мере, до сих пор не сказал ничего по существу на эту тему. У нас обычная ежедневная прогулка, не так ли, Альберт?

– Да, только почему-то в машине.

Ренберг коротко рассмеялась, а Ингмарссон улыбнулся.

– Михаил подбросит нас до парка, только и всего, – сказал он. – Если б я видел хоть какую-нибудь опасность, то вообще не выпустил бы вас из дома.

* * *

Наверху, у входа в «Петрин Холм»[28], машина остановилась на обочине дороги.

– Мне держаться где-нибудь поблизости? – спросил Асмаров.

Майлз покачал головой:

– Нет. Мы сделаем круг по парку и вернемся сюда. Только помоги мне вытащить Альберта.

– Ты вооружен? – уточнил Михаил.

– Как всегда.

* * *

Майлз, Санна и Альберт отправились гулять по парку. Он был разбит на возвышенности, и с них открывался великолепный вид на Прагу. Компания двинулась в сторону обсерватории Стефаника.

– Что происходит? – спросил Альберт.

– Сегодня София дает свидетельские показания. Потом она позвонит нам и расскажет, как все прошло, – ответила Ренберг.

– И что мы будем делать после этого?

– Все будет зависеть от того, что она скажет.

– А ты как думаешь?

– Полагаю, мы поедем домой.

– И этим все закончится?

Майлз вкатил инвалидное кресло на петлявшую по парку асфальтированную дорожку. Санна держала его под руку, поддерживала, как всегда это делала.

– Наверное, – ответил Ингмарссон на вопрос Альберта.

– Как-то странно получается… – отозвался тот.

– Что странно? – не поняла Ренберг.

– Мне трудно в это поверить.

– А если б все действительно закончилось? Что бы ты делал?

Альберт задумался.

– Ну… Тогда я навестил бы маму и Тома. Выпил бы с ними чаю на кухне, поиграл в карты…

Он снова на некоторое время замолчал, а затем продолжил:

– Потом поехал бы в город и был бы там один, без вас, Михаила или мамы… Делал бы, что хотел… А потом позвонил бы Анне.

Майлз и Альберт говорили об Анне в первые дни их пребывания в Праге. Но потом юноша перестал вспоминать о ней. Майлз понимал его: Альберт не хотел ни с кем общаться – мазохизм, ни в коей мере не обусловленный внешними обстоятельствами.

– И что ты сказал бы Анне? – спросила Санна.

– Сообщил бы ей, что вернулся. И спросил бы, не завела ли она себе нового парня.

Компания не спеша двигалась по дорожке. Ренберг положила голову на плечо Майлза и обхватила его локоть обеими руками.

– И что, если завела? – полюбопытствовал тот.

– Тогда я пожелал бы ей всего хорошего и положил бы трубку, – сказал юноша.