Достающее звено. Книга 2. Люди - Станислав Дробышевский

Около полумиллиона лет назад морфологические изменения, происходившие с эректусами, накопились в достаточной мере, чтобы мы могли выделить новый вид – “человека гейдельбергского” Homo heidelbergensis. От образцовых эректусов гейдельбергенсисы отличаются прежде всего крупным мозгом: для них уже не редкость размеры как у современного человека – 1025–1450 см³. Правда, форма мозга еще заметно отличалась от нашей. Соответственно изменился и череп: мозговая коробка в целом и лоб в частности стали более высокими и выпуклыми, затылок округлился, а его рельеф заметно уменьшился, так что характерное для архантропов выступание затылка треугольником назад если и не исчезло совсем, то стало редкостью. Особенно продвинутой выглядит височная кость. Например, у человека из Брокен-Хилла она почти не отличается от современного варианта. Если бы от этого черепа сохранилась только она, его без особых колебаний определили бы как Homo sapiens. Но гейдельбергенсисы – это еще не мы. Прогресс по черепу почему-то шел сзади и снизу, оставляя первобытный анфас нетронутым. Достаточно взглянуть на переднюю часть черепа гейдельбергенсисов, чтобы понять, почему их выделяют в особый вид. Надбровный рельеф их рекорден. Тот же Брокен-Хилл имеет едва ли не самое мощное надбровье из всех ископаемых гоминид. Если бы от него осталась только лобная кость, он наверняка был бы распознан как Homo erectus. Есть, конечно, тонкое отличие: у эректусов внутренняя стенка черепа за надбровьем далеко отстоит назад, так что лобные доли мозга оказываются как бы отодвинутыми, а у гейдельбергенсисов надбровный валик снаружи очень мощный, но его задняя стенка сдвинута вперед, отчего лобные доли оказываются более крупными и выпуклыми.

Рис. 24. Черепа Брокен-Хилл (а), Ндуту (б) и Гуомде (в).

Лицевой скелет гейдельбергенсисов очень велик, но все же заметно уступает значениям архантропов. Тут мы видим достаточно плавный ряд изменчивости к последующим гоминидам – палеоантропам.

Посткраниальный скелет гейдельбергенсисов сейчас очень хорошо изучен, в основном благодаря бесчисленным находкам из Сима-де-лос-Уэсос. Замечательно, что он почти не отличается от нашего. Некоторая специфика, конечно, имеется, ведь у европейских гейдельбергенсисов уже появлялись признаки специализации, ставшие потом визитной карточкой неандертальцев. Но, строго говоря, отличия от современных людей скорее статистические: у гейдельбергенсисов все кости несколько массивнее, толще, с более мощными стенками, хотя при желании такой вариант можно найти в любой нынешней популяции.

Размеры тела – рост и вес – гейдельбергенсисов принципиально не отличались от наших, некоторые были даже рослыми.

Как это принято в палеоантропологии, существует несколько взглядов на то, кого вообще считать гейдельбергенсисом. Голотипом вида послужила челюсть из Мауэра под Гейдельбергом (Schoetensack, 1908). Ныне понятно, что она заметно древнее большинства других находок, относимых к этому виду. По-хорошему, ее бы стоило причислить к эректусам, а для гейдельбергенсисов подобрать новое название из сонма уже имеющихся. По правилу приоритета лучше всего подходит Homo rhodesiensis или Homo steinheimensis – в зависимости от того, считать ли их голотипы – Брокен-Хилл и Штейнгейм – относящимися к одному виду. С другой стороны, зубы челюсти из Мауэра весьма прогрессивны и больше напоминают зубы неандертальцев, многие “чересчур архаичные” черты, как уже упоминалось, могут быть следствием патологии, а датировка челюсти, найденной в начале века в песчаном карьере, пока не может быть установлена как совершенно достоверная. Так что антропологи, как обычно, понимают, о чем идет речь, и не спешат менять номенклатуру.

Гораздо важнее вопрос – можно ли всех людей этого временного этапа относить к одному виду? Ведь с гейдельбергенсисов начинается явное разделение популяций разных материков на специфические варианты. В Африке совершенно явно вырисовывается линия к сапиенсу, в Европе и Западной Азии – к неандертальцам, а восточноазиатские гоминиды, отгороженные заоблачными горами, существовали сами по себе, превращаясь, по-видимому, в денисовцев. И тут в очередной раз в полный рост встает проблема необходимости чертить резкие грани в непрерывном потоке изменчивости. Сколько надо миллиметров или статистических “сигм”, чтобы считать ископаемые популяции самостоятельными видами или подвидами? А ведь в большинстве случаев у нас нет популяций, а лишь отдельные, обычно еще и фрагментарные, кости.

Все же представляется, что на уровне препалеоантропов – так удобно называть гоминид этого этапа, чтобы избежать латыни, – географические варианты разошлись еще не настолько сильно, чтобы давать им множество видовых наименований. Мы знаем, что дифференциация начиналась, мы видим ее ход, что нам еще надо?

Таким образом, хронологические рамки вида в самом широком диапазоне можно определить с 700 до 130 тыс. лет назад, а в узком – с 450 до 200 тыс. лет назад.

Африканские препалеоантропы известны по целому ряду замечательно полных образцов. Самый известный из них, без сомнения, – череп из Брокен-Хилла, или Кабве, найденный в шахте свинцового рудника еще в 1921 году на территории современной Замбии, а тогда Северной Родезии. Его первобытный облик впечатлил первооткрывателей настолько, что было введено название Homo rhodesiensis (Woodward, 1921), которое после даже было преобразовано до Cyphanthropus rhodesiensis. Первые датировки Брокен-Хилла были определены всего в 30–40 тыс. лет, так что в последующем он часто упоминался как “тропический неандерталец”. Успел он прославиться и как предок негроидов. Однако ныне ясно, что его реальный возраст – 130–300 тыс. лет назад, так что хотя он вполне может быть предком негроидов, но в равной степени – и всех других рас планеты. Сопоставление же его с другими препалеоантропами на современном уровне показывает, что Брокен-Хилл – весьма образцовый гейдельбергенсис: с архаичным лицом и куда более прогрессивным мозговым отделом черепа. Кстати, размер его мозга – 1285–1325 см³.