В ее сердце акварель - Юлия Климова

Направляясь в свою комнату, Кирилл вспоминал, как впервые увидел Лесю. «Я провожу тебя… ты надолго в наши края?..» Лесные феи носят тяжелые ботинки, потертые джинсы и безразмерные свитера или платья. В любой одежде они обязательно тонут, или, быть может, там, под вязаным коконом, скрываются прозрачные крылья. Крепкие, несмотря на кажущуюся хрупкость.

Раздумывал ли он вчера, когда решал, чью сторону принять? Нет, поступил быстро и интуитивно. Отношения не должны обременять, мешать, выходить за рамки приятного томительного удовольствия – во всяком случае, он ценит именно такую свободу. Ценил. Ценит. Кирилл усмехнулся и подумал, что пора уезжать, это решило бы все проблемы, собственно, повода задерживаться и нет. Но, остановившись около столовой, он вынул из кармана мобильник, быстро написал СМС и отправил Олесе: «Предлагаю встретиться и поговорить. Около речки в три. Подходит?»

Почему-то рыжая девчонка не отпускала, и очень хотелось вернуть себе ту радость, которая была в душе еще вчера. Но сознаваться в этом даже себе не обязательно.

* * *

Несмотря на огромную разницу в возрасте, он всегда называл ее Лизой. Мать требовала интеллигентного обращения – Елизавета Ильинична, но Егору официальность в данном случае казалась лишней. Пожалуй, ближе человека для него не существовало. И сейчас, быстро шагая по хорошо утоптанной дороге к дому, он чувствовал внутреннее облегчение оттого, что сказал своей Лизе правду. А кому еще можно открыться?

Странно, его всегда тянуло к оврагу. Кого-то подобные картины выводят из себя, а его, наоборот, это место успокаивало. Думалось хорошо рядом с каменными глыбами, полосками глины, старыми деревьями и запутавшимися в своих порывах кустарниками. Никто не мешает. Но не в тот день…

Когда он увидел девчонку на краю обрыва, то сначала не поверил собственным глазам, она отчего-то показалась полупрозрачной и нереальной, будто явилась из прошлого или будущего. Правда, через мгновение незнакомка загремела вниз вполне реально, и хорошо, что получилось немного замедлить ее падение, а то бы травм не избежать. Егор бы еще раз проложил этот путь спиной, боком, плечом, только бы Олесе не досталось ни одного удара. «Лесные феи, да будет тебе известно, носят тяжелые ботинки, потертые джинсы и длинные вязаные зеленые платья. Волосы у них огненно-рыжие. А еще… Их, похоже, не так-то просто забыть». Девушка брата. Худшего и не придумаешь. Заглянув в глаза Леси, Егор сразу понял, о ком говорил Кирилл.

Рыжая. Приехала к дяде. Почему-то вспомнилось уже позабытое проклятье, над которым в детстве они посмеивались. И не получалось отпустить руку Олеси, точно пальцы прилипли к ее пальцам, и теперь нужно отрывать с кожей… А она убрала руку спокойно, без задержки, впрочем, если верить обещанному, так и должно быть: в ее сердце не вспыхнет огонь.

Егору никогда не приходилось соревноваться с братом, они существовали в параллельных вселенных, несмотря на родственную кровь и общую работу. Впрочем, душой он не пересекался ни с кем из семьи. Для отца огромную роль играл бизнес, и преемником он видел только Кирилла, мать делила мир на равных и неравных, Ева поставила на судьбе крест и тихо ненавидела всех за это. И когда каждый старался указать Егору на минусы в его жизни, хотелось… улыбнуться и спросить: «А вы счастливы?» Но он знал, что в ответ они дружно набросятся на него с высокопарными фразами и в лучшем случае замолчат через полчаса. Так зачем?

Егор встречался с девушками, и однажды, лет пять назад, даже почудилась любовь, но иногда оказывается, что нужен не ты (со своими достоинствами и недостатками, с чашкой кофе по утрам, с невесомым «В кино пойдем сегодня вечером?»), а твое положение и достаток. Егор усмехнулся, миновал три высоченные сосны и ступил на тропинку, ведущую к дому. Каким же пустым, ненужным и неважным это кажется сейчас…

– Где был? – спросила Зофия Дмитриевна, царственно спускаясь с лестницы.

– Ходил к Лизе.

– Выглядишь уставшим, ты не заболел?

– Давай назовем это так, – коротко ответил он и направился в кухню пить кофе.

На спине чувствовался тяжелый взгляд матери, Егор дернул плечом, пытаясь сбросить его – не получилось.

«Не стоит на меня так смотреть, я не иду в дом Дюкова только из-за тебя, мама. Но я не знаю, на сколько меня хватит».

Давным-давно…

Удивительно, как за считаные минуты жизнь обретает смысл. Еще утром ты не знал, что на свете есть необыкновенно красивая, не такая, как все, – Зофия Кравчик, а теперь… Сердце выстукивает ее имя, душа не просит, требует идти рядом как можно ближе.

– Я провожу тебя, а то еще грохнешься куда-нибудь.

– Раньше я как-то обходилась без твоей помощи, – наклонив голову набок, Зофия кокетливо улыбнулась.

– То было раньше, – твердо ответил он и смело взял ее за руку.

Василий Дюков пользовался в деревне уважением, потому что в свои двадцать лет мог починить абсолютно все. Голова у него работала как надо, и, в отличие от многих, он равнодушно относился к спиртному и не ленился. Тетка Наташа воспитала его хорошо, жизнь на него положила, и теперь Василий даже с гордостью заботился о ней, возвращая сыновний долг. С девчонками сильно не баловал, жениться еще заставят, а в этом пока мало радости.

– А почему ты приехала сюда?

– Так сложились обстоятельства, потом расскажу.

Они пошли к дороге, по пути Василий жадно задавал вопросы, будто только сейчас научился говорить и теперь наверстывал упущенное. Зофия отвечала и тоже спрашивала, но главное – она ни разу не попыталась освободить руку. Теплую, мягкую, шелковистую.

– Вечером увидимся? – пряча неловкость, спросил он.

– Я подумаю, – нарочно увиливая, дразня, ответила она.

– Думай сейчас. – Василий остановился и нахмурился. – Не отпущу, пока не скажешь.

Немного помолчав, будто и впрямь раздумывая, она счастливо засмеялась, затем сжала его пальцы и выпалила:

– Да согласна я, согласна!

Егор разговаривал с Елизаветой Ильиничной минут пятнадцать, затем поцеловал ее в седую макушку и ушел, оставив после себя звенящую тишину. Минут пять Глеб расхаживал по комнате, улыбаясь, щелкая пальцем то по плетеным косичкам на шторках, то по пузатой глиняной вазе, то по листу герани. Давненько ему не было так хорошо.

«Партизанка ты моя ненаглядная! – мысленно восклицал он. – Ах, бабка Лиза! Ах, бабка Лиза! А я, дурак, думал, что разбираюсь в женщинах. Красавица! Неисповедимы пути Господни, да, Небесная канцелярия?»

Когда он вышел из комнаты, Елизавета Ильинична вновь вязала. Теперь спицы стучали реже, движения стали медленнее, морщин на лице прибавилось. Посмотрев на Глеба, она тяжело вздохнула и с укором кивнула на кастрюлю с гречкой. «Так и не позавтракал», – читалось в ее глазах.

– А кто приходил? – игриво начал разговор Глеб.