Равнодушные - Альберто Моравиа

— Не станете же вы отрицать, — продолжала Мариаграция, словно кто-то ей возражал, — что, когда приходит Лео, сразу становится веселее… Вот, например, вчера… Сколько он любопытного порассказал?! И как всех нас развлек. Право же, он неистощим на выдумки!

— Если тебе так его недостает, — с насмешливой улыбкой сказал Микеле, — если ты не в силах без него обойтись, то приглашай его каждый день… Можно даже полностью взять его на содержание…

— Какая ерунда! — раздраженно ответила Мариаграция, уловив в словах сына насмешку.

«Но ведь я сказал чистую правду», — хотел возразить ей Микеле.

— Просто мне приятно его общество, — продолжала Мариаграция. — Он веселый, сердечный, остроумный.

Она умолкла и снова принялась за еду.

— Поговорим о другом, — сказала она наконец. — Карла, кто из Берарди тебя пригласил? Пиппо?

— Да, Пиппо.

— А! Он тоже был на кортах! И вы провели вместе все утро?

— Нет — полчаса…

— Всего полчаса?! — разочарованно протянула Мариаграция… — И о чем же вы говорили?

— Обо всем понемногу, — ответила Карла, положив вилку. — Мы следили за игрой.

Снова стало тихо. Служанка унесла грязные тарелки и принесла суп.

— Ну и как, понравился он тебе?

— Так… ничего, — неопределенно ответила Карла.

— А тебе, Микеле, каким он показался? — спросила Мариаграция.

— Некрасивым, но довольно приятным, — подтвердил ее собственное суждение Микеле.

Мариаграция недовольно огляделась, точно хотела услышать еще чье-то мнение.

— Он юноша воспитанный, умный, много путешествовал, знает массу интересных людей. И похоже, — добавила она с наивным лукавством, — он неравнодушен к тебе, Карла.

— Неужели?! — отозвалась Карла.

— Должно быть, они богаты! — продолжала Мариаграция, следуя логике своих надежд. — Очень богаты…

«И поэтому это будет удачный брак», — чуть было не докончил за нее Микеле. Но промолчал и с легкой усмешкой невозмутимо посмотрел на мать, точно все ее заблуждения странным образом его не касались, и он оставался лишь равнодушным, далеким зрителем.

— У них целых пять автомобилей! — явно преувеличивая, воскликнула Мариаграция.

— Десять, — поправил ее Микеле, не подымая головы. — У них десять автомобилей.

— Нет, — спокойно уточнила Карла, — всего три машины, одна — отца, одна — Пиппо, и одна, маленькая, для двух его сестер.

Вошла служанка и принесла второе, что вызволило Мариаграцию из весьма затруднительного положения.

— Синьора Берарди сказала мне, — продолжала она, кладя себе на тарелку мясо, — что на одни только платья для Мэри и Фанни они тратят в год восемьдесят тысяч лир.

Она и на этот раз слегка преувеличила, но Микеле не стал ее поправлять. Что толку? Бывают такие ситуации, когда любая помощь уже бесполезна.

— Да, у них уйма красивых платьев! — без всякой зависти, но с затаенной грустью подтвердила Карла, словно заранее признавая, что ее гардероб, увы, куда как скуден.

Ей вдруг стало не по себе. Что это там за стеклом? Туман, а может, белая кисея? Белый призрак, проникший сквозь окна в комнату, огромной, распухшей ватной рукой сжал ее трепещущее сердце. И чем сильнее ватная рука сжимала сердце, тем больше заволакивало туманом глаза, и все вокруг становилось белым, ослепительно-белым. И в этом сплошном, белом облаке одинокие голоса матери и Микеле звучали глухо и протяжно, точно в испорченном граммофоне. И тут Карла невольно вспомнила события минувшей ночи: из густого, поглотившего его лицо и тело тумана протягивалась рука Лео и принималась ласкать ее большую, упругую грудь и маленький живот. И хотя она сидела неподвижно, ей казалось, что она вся дрожит от возбуждения. Потом туман рассеялся, и после этих секунд томления, еще более жестокой и непонятной показалась ей действительность, и еще более далекими — лица матери, Микеле, служанки, которая протягивала ей второе блюдо. Карла слабо махнула рукой.

— Как?! Ты не хочешь есть, Карла?! — удивилась Мариаграция. — Почему?

— Так…

У нее и в самом деле пропал аппетит среди всех этих вещей, словно глядевших на нее голодными, хищными глазами. Ведь столовая, в которой она обедала день за днем, сама съедала ее, Карлу, живьем.

Да, окружавшие ее неодушевленные предметы беспрерывно высасывали из нее жизненные соки, решительно пресекая ее робкие попытки высвободиться. В темном дереве пузатого буфета текла ее юная кровь, в неизменном беловатом воздухе точно растворилась белизна ее кожи, а в старом зеркале напротив вечной пленницей застыла ее молодость.

— Что значит «так»? — не сдавалась Мариаграция. Сама она ела с жадностью и, прежде чем отправить в рот кусок мяса, внимательно его осматривала. — Отец Пиппо, — продолжала она перечень достоинств семейства Берарди, — зарабатывает кучу денег.

— Промышленник, — в тон ей добавил Микеле, — производство необработанной пряжи, а также набивных тканей.

— Ах, так он промышленник! Значит, человек он умный, энергичный. Начинал, можно сказать, с нуля и всего добился собственным трудом.

Мариаграция выпила вина, вытерла губы, и наконец посмотрела на Микеле с ленивым любопытством сытой женщины.

— Он почетный кавалер, — будто невзначай бросила она.

— Неужели? — удивился Микеле. — Берарди почетный кавалер? За что же ему дали столь высокое звание?!

— Откуда я знаю, — ответила Мариаграция, не уловившая в его словах иронии. — Возможно, он оказал какие-то услуги государству.

— Когда? Где? Каким образом? — с самым серьезным видом продолжал допытываться Микеле.

— Ах, откуда мне знать! — наклонив голову, ответила Мариаграция. Затем снова вскинула на него свои глуповатые глаза. — Да, — повторила она мечтательно и благоговейно. — Он почетный кавалер, Карла, — вдруг сказала она. — Я следила за тобой позавчера, когда ты танцевала с Пиппо. Ты показалась мне холодной, равнодушной. Танцевала, как бездушный манекен. Стоит ли удивляться, что он не пригласил тебя на следующий танец.

— Это не я была холодной, — взволнованно ответила Карла, — а он слишком горячим. Говорил всякие непристойности. Тогда я попросила его помолчать. И потом мы до конца танца не обменялись больше ни словом.

Мариаграция недоверчиво покачала головой.

— Не выдумывай, — сказала она с многозначительной улыбкой. — Что он тебе мог сказать такого непристойного? Обычные глупости, которые юноши шепчут девушкам… Признайся лучше, — добавила она, — что ты, Карла, была настроена против него заранее.

Вошла служанка и поставила на стол фрукты. Карла подождала, пока та выйдет, взяла яблоко и задумчиво посмотрела на него.

— Вначале, — спокойно сказала она, не подымая глаз, — он стал распространяться о твоей красоте.