Петр Окаянный. Палач на троне - Андрей Буровский

Всплывает Лефорт в 1675 году, когда приезжает в Московию. По его словам, он до этого успел послужить во французской и голландской армиях, но сослуживцы его неизвестны, и подтвердить это некому. Во всяком случае, в московской армии он начинает служить только в 1678 году. Несмотря на участие в кампании против Турции, в Крымских походах В. Голицына, так и остается капитаном. Только Петр сделал его генералом через полгода или год знакомства.

«…человек забавной и роскошной, или назвать дебошан французский. И непрестанно давал у себя обеды, супе (ужины. — А. Б.) и балы. И тут у него в доме первое начало учинилось, что его царское величество начал с дамами иноземными обходиться и амур начал к первой быть, к одной дочери купеческой, названной Анна Ивановна Монсова… Тут же в доме Лефорта началось дебошанство, пьянство такое великое, что невозможно описать, и что многим случалось оттого умирать. И от того времени и по сие число и доныне пьянство продолжается, и между великими домами в моду пришло. Помянутой же Лефорт с того времени пришел до такого градусу, что учинен был генералом от инфантерии, и потом адмиралом, и от пьянства скончался». Так характеризует Лефорта Борис Иванович Куракин.

Итак, пьяница и сводник, сумевший очаровать Петра, находившегося как раз на переломе от подросткового возраста к юности… К тому добавим — бисексуал, то есть человек, охотно занимавшийся любовью и с мужчинами, и с женщинами. Есть версия, что к педерастии приохотил Петра именно он.

И, конечно же, человек очень, очень небрезгливый… Активнейший участник Всепьянейшего собора, пытавшийся даже «усовершенствовать» творящееся безобразие, любовник еще нескольких сподвижников Петра (в том числе и Меншикова) и вместе с тем множества дам.

О военных талантах и подвигах Лефорта никаких сведений не сохранилось. То ли он, плюс ко всему, был еще и человеком невероятной скромности и свои подвиги скрывал, или все-таки не было таких талантов и подвигов.

Вот что сохранилось, так это довольно неприятные слухи о связях Лефорта и с нечистой силой. Атеисты в этом месте могут начинать смеяться, дело их. Но вот одна история, связанная с Лефортом: мол, за несколько дней до его смерти, глухой ночью, в спальне Лефорта раздался невероятный шум. Вбежали слуги и не увидели никого и ничего. Но шум в спальне продолжался, в числе прочего — глубокие, очень сильные вздохи (или звуки, которые окружающие понимали как вздохи? Как знать). А наутро все кресла и стулья в спальне оказались опрокинуты и разбросаны по полу. Видело это все и слышало много народу, так что сомневаться в правдивости истории, в общем-то, трудно.

Есть и другая история, связанная с самой смертью Франца Лефорта. Умирал он (то ли 43, то ли 44 лет от роду) как угодно, только не по-христиански. Священника он от себя гнал и в последний час потребовал вина, девок-плясиц и музыкантов. Музыканты заиграли, девицы заплясали, и под все это веселье Франц Лефорт пил вино, пока не началась агония. Присутствовали при ней многие люди, потому что Франц Лефорт не велел никому переставать играть и плясать, пока он жив. И многие видели, как труп Лефорта с зеленым оскаленным лицом сорвался с кровати, стал выписывать танцевальные па, воздел руки… И в тот же миг, когда соскочил, заплясал труп, раздался дикий свист, многоголосое уханье с чердака и из-под пола дворца Лефорта.

Этим свидетельствам можно верить или не верить, но видели-то многие, и возникает вопрос — так все-таки кто… кто именно колобродил вокруг Всепьянейшего собора?!

Лефорт, конечно, личность колоритнейшая; словно бы человек задался целью собрать в себе решительно все качества, делающие его опасным для любого увлеченного им юноши.

Но ведь и Ф. Ю. Ромодановский, по словам того же Б. И. Куракина, «собою видом как монстра, нравом злой тиран, превеликой нежелатель добра никому, пьян по вся дни, но его величеству верной так был, как никакой другой» — это ведь тоже тип колоритный и жутковатый. Интересно, а за ним никогда не приходили существа из другого мира?! Вроде бы данных нет, но из этого вовсе не следует, что так уж и не приходили.

А «самый сухопутный в мире адмирал» Апраксин? А патологически вороватый Меншиков, аккуратно деливший с Петром всех своих любовниц и сам бывший одной из них? А Никита Зотов, превратившийся из первого учителя в шута? А ничтожно-веселый Лев Кириллович? Все они, может быть, и не столь ярки, колоритны, как Лефорт, но у всех у них есть, по крайней мере, три общих качества, роднящих их с Лефортом.

Одно из этих качеств понятно, и оно действительно необходимо для всякого придворного, во все времена: это преданность монарху, в данном случае — Петру. Как это обычно водится у придворных, любовь и преданность к монарху совсем не обязательно бывают бескорыстными… В этом плане как раз надежнее всего представители старинных родов, люди богатые. Они, конечно, тоже получают свой кусок пирога, но у таких, как Ромодановский или Голицын, все-таки нет столь острой необходимости в придворной карьере. Даже отставка для них — не такая уж, в конце концов, и катастрофа. Но и у таких, как Меншиков или Лефорт, преданность к монарху вполне может быть достаточно искренней… почему нет?

Вторая общая черта — это запойное пьянство. В компании Петра никогда не было не только трезвенников, но вообще людей, умеренных в питии. Людей, умеющих «знать меру», не терявших головы и сохранявших собственное достоинство в пьянстве, Петр не терпел, и ни один такой человек за годы его правления карьеры не сделал. Все перечисленные выше — то есть «лучшие люди», выделенные и приближенные к себе Петром еще в Преображенском, — это люди, пившие постоянно и до свинского состояния, пьяные и буйные шуты.

Третья общая черта — совершеннейшая личная ничтожность. Все, кого приближал к себе Петр, все «своими титулами и чинами, своим богатством и влиянием, своим местом в обществе, короче говоря, всем» обязанные только Петру, люди исключительно серые, не интересные, не яркие и не активные. Лефорт еще выделяется как некий носитель активного зла, разрушительного начала, личность крупная хотя бы в падении, в распаде… Но ведь и он до встречи с Петром носил весьма скромный для его лет чин капитана.

Даже чудовищно жестокий, способный собственноручно пытать Ромодановский — личностно очень не ярок. Его способность причинять людям зло вытекает из должности, которую отвел ему Петр, а не из его личных качеств. Совершенно непонятно, мог ли Ромодановский сам, без помощи Петра, стать хотя бы подьячим или даже хотя бы рядовым палачом в ведомстве, которое возглавлял?

Кем был бы совершенно неграмотный Меншиков, с трудом изображавший собственную подпись, не попадись ему на жизненном пути редкостнейшая удача по имени Петр? Кем были бы и они, и те, кто позже попал в его личную компанию и сделал прекрасную карьеру: истеричный Павел Ягужинский, Петр Толстой, принимавший столь активное участие в «Хованщине», подловатый «до изумления» Шафиров, человек-машина Макаров, настолько пустой, что о нем буквально нечего сказать? Какая судьба ожидала бы их, не займись их карьерой царь Петр?

Убожество тех, кого Петр выдвинул на первые роли, ярчайшим образом сказалось, как только он закрыл глаза. Те представители старинных родов, которых он до такой степени не любил, вполне могли существовать и без него, и после него: порукой тому хотя бы судьба Долгоруких и Голицыных, которые существуют до сих пор и нельзя сказать, что очень бедствуют.