Миры Стругацких. Время учеников, XXI век. Возвращение в Арканар - Игорь Минаков

Автоматические системы поражения были деактивированы уже по настоянию Вадима: идти по лесу или даже ломиться сквозь лес — это еще полбеды, в крайнем случае танк можно было замаскировать под тахорга, но позволять скафандру стрелять во все, что движется и что, по мнению скафандра, стремится напасть на его драгоценную начинку, это значит привлекать к себе агрессивную нечисть, только и ждущую драки. Поэтому наплечные скорострелы жалко обвисли треугольными носами, внося свою лепту в футуристический антураж экспедиционного корпуса.

«О нас только кино снимать, — мрачно подумал Вадим, — „Покорители Пандоры"». Но, во всяком случае, другого выхода пока не имелось. Вадима одолевали самые мрачные предчувствия, но из некоторого суеверия он не делился ими с остальными и соглашался на все меры предосторожности, предлагаемые Полем и Мбогой. Один только Леонид Андреевич ничего не предлагал, но у него был свой «бзик» — он категорически отказался взять карабин. Хотя и это могло оказаться плюсом. Нет ничего хуже, чем завести в лес группу хорошо вооруженных туристов, воображающих себя великими охотниками. И нет ничего хуже, чем переться сквозь лес на танке и в броне. Теряешь бдительность. Теряешь контакт с лесом. Лес зол и враждебен, он никого не любит, но он не нападает без предупреждения. Хороший егерь всегда чувствует это предупреждение, эти знаки на собственной коже в районе лопаток. Предупреждение об агрессии, от которой лучше бежать, чем встречать с широко открытыми глазами и разинутым от страха и изумления ртом. А с этим скафандром не почувствуешь никакого холодка, кроме холодка кондиционера, заботливо охлаждающего твою вспотевшую спину.

Интересно, сколько продержится танк? Утром Мбога передал ему свежую распечатку спутниковых снимков района предстоящих боевых действий, но Вадим скептически относился к возможности прочесть по ним что-то полезное для практической деятельности. Короткой пешей прогулки, например. Жуткий хаос разноцветных пятен с компьютерными надпечатками «Возможно, водоем», «Возможно, тропа», «Возможно, поляна». Возможно, лес. Все очень солидно, но бесполезно. Вадим, как и все егеря, сам составлял свои карты, вырисовывая их на бумаге, что могло привести в священный ужас каких-нибудь топографов с Земли, раз в десятилетие налетающих на Пандору за более подробной картографической съемкой. Видел он эти карты в БВИ. На них без слез нельзя было смотреть.

Поэтому тщательно разработанный маршрут, принятый с его, Вадима, участием, можно было со спокойной душой отправить в мусорную корзину. Он лишь успокаивал нервы при подходе к местности, но на месте переть предстояло сквозь неизвестность к неисследованности. Танк продержится недолго — до первой топи, и главной задачей Алика Кутнова было не утопить его там, а сохранить в качестве базового лагеря или последней линии обороны. Если уж очень не повезет.

— Сколько вы отводите танку? — спросил Мбога у Вадима, и тот даже не удивился его восприимчивости.

— Минут двадцать, только не говорите Алику. Он слишком расстроится.

Мбога кивнул, еще раз посмотрел на расстеленную перед ним карту, сквозь цветовой хаос которой почему-то просматривалось человеческое лицо, потер пальчиком нанесенный фломастером маршрут и безжалостно ее скомкал. Утилизатора в салоне не полагалось, и он запихал комок за спину.

— Ну и правильно, — подмигнул Вадим. — А куда выкинем танк?

— Давайте вашу карту.

Вадим распустил застежку, порылся в комбинезоне и вытащил удивительно толстую тетрадь в богатом переплете из кожи тахорга. Тетрадь раскрылась на нужном месте, и егерь растянул перед Мбогой гармошку самодельной карты.

— Народное творчество, — покачал головой Мбога, — фольклор.

Листок был испещрен рисунками, пометками, странными значками и стрелками. На пластиковую поверхность карты были нанесены странные топографические знаки, понятные только егерям Пандоры.

— Это что? — ткнул пальцем Мбога. — Лежбище тахорга?

— Озеро, — поправил Вадим. — Вот здесь съедобная земля, там — тропинка. Вот тут совсем загадочное место — правильное треугольное болото. Если я правильно понимаю, более точных координат у нас нет и не будет?

Мбога покачал головой:

— Это генодетектор, а не пеленгатор. Он показал наличие, все остальное — наши с вами догадки.

— Он мог уйти в сотню мест. Да и вообще — как он выжил?!

— Ему могли помочь аборигены, — просто сказал Мбога.

Вадим откинулся на спинку кресла. Ну вот, слово сказано. Аборигены. Самая главная загадка или даже тайна леса. Разум в лесах Пандоры. Специалисты будут выть от восторга.

— Вы этому верите?

— Почти не сомневаюсь, — ответил Мбога. — Почему бы в лесах Пандоры не быть аборигенам? Это многое объясняет. Бритва Оккама требует этого. Вводя один фактор, хоть и гипотетический, мы разрешаем тысячу загадок леса.

— Задавая еще десять тысяч.

— Может быть.

Сквозь дрему Леонид Андреевич прислушивался к разговору. У него даже было что сказать, но бессонный день оказал самое изнуряющее воздействие на организм профессионального Десантника. А когда это было в последний раз? Владислава и империя Бадера, где столь причудливо переплелись тропинки его и Атоса-Сидорова? Парадоксальная планета Морохаси? Или где-то еще? Не важно. Хотя один вопрос задать себе стоит: а за что он так обошелся с несчастным Атосом? Что было бы, если бы не было сказано жестоких слов в адрес этого мальчишки, чуть не загубившего свою жизнь и жизнь еще нескольких людей? Доля вины за случившееся? Потребность в искуплении или здесь нет ничего такого слишком уж личного, выходящего за рамки обычного человеческого желания помочь ближнему в беде, возлюбить ближнего? Хотя все эти вопросы бесполезны… Нет в них ничего, кроме дежурных пинков своей совести. Сомнение. Вот вопрос вопросов. Не Беспокойство, а Сомнение. Мбога толкует об аборигенах. Комов предупреждает о важности миссии и рвется на Пандору (кстати, он не вытащил козырную карту — долг перед старым школьным другом. Почему?). Рудольф рвет и мечет, но, к счастью, на Пандору не рвется. А Горбовскому уже неинтересно. Горбовскому безразлично, есть аборигены или их нет. Горбовскому неинтересны особенности биологических цивилизаций, инструментом и продуктом которых и является лес, как ему неинтересны все эти парадоксальные планеты и десантирования. Горбовскому стало ясно, что же его интересует (и беспокоит, кстати) больше всего. Горбовского интересует любовь. Но любовь не к женщине и не к ближнему, а к дальнему, ибо сказано: возлюби дальнего своего.

«Мбога, а не кажется ли тебе, что весь вопрос в том, чтобы возлюбить дальнего?»

«Помилуй бог, Леонид! О чем ты толкуешь?»

«Тора, мы с тобой старые товарищи и не менее старые спорщики. Сколько раз ты язвительно, а на самом деле сочувственно, с полным пониманием проходился по моим призывам к добрым решениям. И ты был абсолютно и совершенно прав».

«Спасибо, Леонид. Хоть в этом я совершенен. Но я все равно не понимаю тебя».

«Тора, мы толкуем и спорим не о тех проблемах. Возлюби ближнего! Как это здорово! Это можно сделать девизом Комиссии по Контактам. Возлюби слабого, защити убогого, накорми нищего. А ведь это просто! Это настолько просто и естественно, что стало у человечества своего рода социальным рефлексом. Нам всех надо спасать. Нам обо всех надо заботиться. Помяни мое слово, Институт экспериментальной истории не остановится на пассивных наблюдениях и мы еще взвалим на себя роль богов, которыми, по твоему же выражению, ох как непросто быть».