ВИЧ-положительная - Кэмрин Гарретт

Палумбо откашливается. Подмигивая Майлзу, я отступаю назад. У него такая ухмылка, что мне хочется снова его поцеловать. Как можно на него смотреть и не хотеть заняться с ним сексом? В груди бурлит невероятный коктейль чувств. Я и представить себе не могла, что все будет именно так.

— Сейчас мы начнем запускать всех в зал, — объявляет Палумбо. — Рабочие сцены, они в черном, помогут с рассадкой. Если вы все же решили отказаться от просмотра, вынужден сообщить, что мы не сможем вернуть деньги за билеты.

Стоили они по пятнадцать долларов каждый. Мне хочется крепко обнять Палумбо, аж до хруста костей.

Продираясь сквозь толпу, вперед выбирается девушка. За собой она тащит кого-то еще. Не понимаю, почему никто не расступился. Ведь в зал все равно пока не спешат заходить. Как только я вижу эти карие глаза, я ее узнаю. Бри!

— А-а-а, боже мой! — Я почти визжу. — Вы пришли?

Позади нее Джек — они держатся за руки, как полные ботаны, ну и ладно, — а Джек еще и с цветами. Я с трудом сдерживаю слезы.

— Конечно, пришли! — Я еще никогда не была так рада улыбке Джека. — Надеюсь, билеты еще есть. Мы тут типа друзей привели.

Он машет рукой назад. За ним стоит Ральф, одетый в строгую рубашку, как будто пришел в оперу, и Джули, она что-то говорит незнакомым ребятам. А рядом с ними — Алиша с маленьким ребенком на руках. Встретившись со мной взглядом, она подмигивает мне.

— Ой, ребята, — говорю я сдавленным голосом. — Спасибо вам большое — за все. Ну зачем это… цветы. Правда, спасибо!

— Это тебе спасибо. — Бри хватает меня под руку. — Ты никому ничего не должна, но ты все равно пришла. Ты крутая!

Черт, вот теперь я плачу. Бри с Джеком направляются к входу в зал, остальные идут следом. Джули и Алиша меня обнимают, обещая снова встретиться после шоу. Палумбо отворяет двери. Ребята громко смеются и переговариваются, словно рады здесь быть. Я вижу, как к ним наперегонки бросаются рабочие сцены, чтобы первыми всучить брошюрку.

— Хорошо сказано, — раздается позади меня хриплый голос.

Я оборачиваюсь и вижу мистера Остина. Он стоит слишком близко. Я делаю шаг назад и поднимаю на него глаза. Он высокий, даже выше Майлза. Так странно видеть его не в деловом костюме! Сегодня на нем школьная футболка. Он одет в точности как Майлз, будто они специально сговорились. Привет из «Сумеречной зоны».

— Спасибо. — Я невольно кривлю рот. — Я не знала, что вы придете.

Он открыто переглядывается с Майлзом.

— А. — Я моргаю. — Понятно.

Не говоря больше ни слова, мистер Остин заходит в зал. Не знаю, чего я ожидала, но только не этого. Интересно, скольких еще людей Майлз попросил прийти? По крайней мере, его папа вот согласился.

— Я не думал, что он опять будет таким… — поглядывая назад, извиняется Майлз. — Я просто попросил его прийти.

Я собираюсь что-то ответить, но тут у входа появляется еще больше людей. Здесь даже тетя Джеки — она заключает меня в свои крепкие объятья. Правда, внутрь заходят не все — я вижу, как некоторые идут обратно к своим машинам, — но меня это даже не волнует. Пусть они хоть тухлыми помидорами меня закидывают, теперь мне абсолютно все равно.

Все больше и больше людей заходят в зал, одни — неловко меня приветствуя, другие — делая вид, что меня здесь нет. Не знаю, то ли на них повлияли мои слова, то ли деньги, потраченные на билеты.

— Они так и будут делать вид, что типа не требовали, чтобы меня исключили из школы? — спрашиваю я, поворачиваясь к Палумбо. — Мне же не приснилось, да? Они просто решили это замять.

— Никто не любит признавать свои ошибки. — Он сжимает губы в тонкую линию. — Когда исключить тебя из школы казалось правильным решением, многие его поддержали. А теперь правильным кажется это.

— Потому что ты им открытым текстом объяснила, какие они козлы и идиоты, — вклинивается Майлз. — Если бы они начали на тебя наезжать, это выглядело бы еще хуже. Вот они и решили не возникать.

— Думаете, кто-нибудь вообще меня услышал? — спрашиваю я, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не запустить руку в волосы. — Я так хорошо все сказала.

— Даже если хоть один человек что-нибудь узнал, это уже победа, — говорит Палумбо. — Я, например, узнал много нового. Теперь мы будем смотреть мюзикл совсем другими глазами.

— Я тоже, — говорит Майлз. — В смысле, я и так уже многое знал, потому что ты мне раньше говорила. И потому что у меня есть гугл.

— Ну ты даешь, Симона! — Я не успеваю ответить, как папа обвивает меня руками. — Я тебя везде искал. Где ты была?

— Я пряталась в кладовке, — говорю я, уткнувшись лицом ему в грудь. — Типа в шкафу. Уж тебе-то это знакомо.

Я жду, что он начнет читать нотации, дабы сохранить лицо перед другими родителями, но он лишь смеется и отрывает меня от земли. Я тут же вспоминаю о его больной спине. Как бы он ее не надорвал.

— По-моему, я еще никогда так сильно тобой не гордился. — Из-за папы появляется отец. — Мони, мне очень важно, чтобы ты это знала.

— Я знаю. — Я с трудом сдерживаю слезы. Папа ставит меня обратно на землю, и я указываю рукой позади себя. — Это мистер Палумбо. Я здесь сегодня из-за него.

Они пожимают руки. Майлз меня снова пихает.

— Можно мне с тобой за кулисы?

Если он сядет со мной за кулисами, то мы уже не будем ничего смотреть, и он это знает. Я закатываю глаза.

— Пойдем. — Я тяну родителей за руки. — Вы должны увидеть представление.

— Если еще остались места, — улыбается папа.

***

Довольно трудно не плакать. Отчасти потому, что декорации такие крутые, ничем не хуже бродвейских. Может, я и предвзята, что с того? Лайла со своим соло превосходит саму себя, а Рокко, как и ожидалось, сражает публику наповал. Но мой любимый момент — когда в конце все выходят на сцену. Я стою за кулисами и кричу, чуть ли не срывая голос, пока все рабочие сцены, музыканты и хор выбегают на поклон. Актеры выходят по одному, и, к моему удивлению, Эрик мне криво улыбается, пока ждет своей очереди. Может быть, возбуждение от премьеры открыло в его сердце секретный запас эмпатии или типа того.

— И наконец, последний, — слышится голос Палумбо, — но не менее важный — наш замечательный режиссер, Симона Гарсия-Хэмптон!

Я замираю. Обычно режиссеры не выходят на поклон. Я никогда не выходила, пока мы репетировали. Я оборачиваюсь, но за кулисами кроме меня больше никого. Я медленно поднимаюсь на сцену. Свет софитов ослепляет. Я почти ничего не вижу, но замечаю новую стрижку Клавдии, а значит, и Лидия где-то рядом. Все улыбаются и аплодируют, скорее всего потому, что мы на сцене, но мне это определенно нравится. Палумбо жестом подзывает меня к себе; по другую сторону от него — мисс Клейн.

И вот когда я стою там, в самом центре сцены, а все вокруг хлопают и подбадривают меня радостными криками, я понимаю, что вот он — лучший момент за весь вечер.