Стеклянный меч - Андрей Лазарчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всё, надо идти. Обнимаем тебя, а Рыба ещё и целует. Я пока цветочки поразглядываю.
Да, когда увидишь Лайту, скажи, что я прошу прощения за тот случай. Она знает, какой. И что я её люблю, дуру толстую. Так и скажи. Пусть она тебя побьёт, раз я далеко.
Альке я уже написал. Не выпрашивай у неё почитать, там для тебя ничего нет.
Всегда твой: Дину, князь пандейский.
Рыба говорит, что она тоже вся твоя. Не понял.
Может, и увидимся. Вдруг эта штука, которая исправляет ошибки, как-то так сработает, что…
Всё, труба зовёт. Обнимаю.»
* * *
«Папка, дорогой мой и любимый! Прости за всё. Иду исправлять ошибки. Вдруг получится?
Твой никчёмный сын.»
* * *
– Ты уже выучил наизусть, – сказала Лайта.
– Да, – согласился я. – Всё равно… Слушай, а Кошку действительно пришлось выкупать… ну, тем, что в подполе?
– Нет, – сказала Лайта. – Разве же отец что-нибудь отдаст?
– А тогда как?…
– Кошку привезли вместе с письмами. Такие очень неприятные люди… как злодеи из довоенных книжек. Злодеи или шпионы. Но вот – привезли…
– Значит, всё хорошо?
Лайта помолчала. Дольше, чем обычно.
– У мамы опухоль. Доктор сказал – уже поздно оперировать…
Алька была Лайте не мать, а кормилица, но иначе как мамой Лайта её не называла. Как и Мойстарика – никаких имён, только «папа».
– Подожди, постой… Надо отвезти её в Столицу, там врачи не чета гарнизонным…
– Это Акратеон сказал. Специально приезжал, я просила…
– Так, – сказал я. – Так…
Теперь мурашки бегали в мозгу, тоже изрядно отсиженном.
– А он уже уехал?
– Конечно. Это ещё было, когда ты… ну…
– Лежал бревном. Так. Так-так-так… Ну-ка, соображай, умная-прелестная – кто из твоих подруг умеет переливать кровь?
На вторые сутки Шило признался, что, наверное, сбился с пути – ещё там, в кратере, на тропе. И что мы нырнули в другой туннель. Который не ведёт к Месту, Где Исправляются Самые Страшные Ошибки. А ведёт куда-то в другое место – откуда сейчас долетает механический гул.
Надо сказать, этот туннель не походил на те, прежние. Он был… новее, что ли. И шире. В нём можно было идти без фонарей – стены слегка светились тусклым жёлтым светом. И они были совсем гладкие, как стекло. У меня, собственно, был очень маленький опыт путешествий по туннелям, но, по словам ребят, у тех других туннелей стены были или шершавые, как бетон, или даже рельефные, в твёрдых острых морщинах. Иногда и там стены испускали свет, но совсем никакой. А здесь – хоть читай…
– Привал, – скомандовал Динуат.
Все повалились там, где стояли – мало кто снимал с тележек подстилки и одеяла. И только мы с Динуатом прошли вдоль бивуака туда и обратно, чтобы убедиться, что люди ещё живы.
Мне кажется, эти туннели забирали силы. И, наверное, не только силы – фонари в них тоже быстро разряжались.
Потом я сел рядом с Рыбой, просунул ей под спину руку с полой куртки, прикрыл, прижал к себе. Рыба мёрзла.
– А ты говоришь, плохо, когда кожа и кости, – сказал я. – Раз – и всю укрыл.
Рыба что-то булькнула в ответ неразборчиво, а через секунду я тоже спал.
Проснулся от чьих-то шагов, приоткрыл один глаз. Это был Шило.
– Господин полковник, вставайте. Военный совет…
– Помоги, – сказал я.
С помощью Шила я высвободился из куртки, укутал в неё Рыбу. Она не проснулась.
В голове уснувшей колонны стояли и сидели Динуат, Лимон, Порох и Эрта.
Потом я увидел шамана. Значит, он нас догнал!..
Динуат увидел меня, кивнул.
– Вот шаман говорит, что отсюда мы ещё можем вернуться по нашим следам – и выйти далеко за Голубой Змеёй, в пустыне. А что впереди – он не знает.
– Что там шумит?
– Если пойдём вперёд, то нам уже будет не вернуться, – сказал шаман. – Здесь край. Граница. Надо решать.
– Что мы забыли в пустыне? – спросил я.
– Впереди может быть что угодно, – сказал Лимон. – Тоже пустыня. Или океан.
– Мне интересны эти звуки, – сказал я. – Как будто шоссе.
– Кстати, да, – сказал Порох. – Но сходить посмотреть мы можем? – это он обратился к шаману.
Шаман молча ответил, что нет.
– Слушаю мнения, – сказал Динуат.
– Может, Шило не ошибся? – сказал я. – Может, это и есть то самое место?
Шаман не ответил.
– Я бы не поворачивала, – сказала Эрта.
– Я тоже, – сказал Порох. – Может быть, там всё-таки… как господин полковник говорит… ну это…
– Вперёд, – сказал Лимон. – Идти в пустыню… глупо.
– Даже если бы я сказал «назад», то был бы в меньшинстве, – сказал я. – Так что – вперёд.
– Решено, – сказал Динуат. – Всё, отдых шесть часов. И, Джедо, отправь Шило спать. Хватит ему свою вину искупать.
– Сделаю, – сказал Лимон.
Я вернулся к Рыбе. Она открыла глаза.
– Спать, – сказал я. – Ещё шесть часов сна.
– О, счастье, – сказала Рыба.
* * *
Туннель открывался в другой туннель, много большего диаметра. Вернее сказать, он отрывался на карниз, идущий по стене большого туннеля. Там было ещё светлее – и шумно так, что трудно было говорить. Потому что по этому туннелю непрерывной чередой по четыре в ряд шли машины – по большей части гусеничные.
Я никогда не видел ничего подобного…
Если бы насекомые были гигантскими и умели делать танки – они бы делали именно такие танки. На суставчатых рычажных подвесках, с перфорированными панцирями, с ажурными решётчатыми антеннами и покачивающимися усами…
И все танки были раскрашены в яркие, иногда немыслимо яркие цвета. Пронзительно-синий. Наверное, светящийся в темноте светло-зелёный. Невыносимый для глаза оранжевый…
Потом я сообразил, что «глубоководный танк», наведший ужас на лагерь экспедиции, был бы в этой процессии вполне уместен.
Но если его доставили в Долину – значит, где-то есть туннель, ведущий в обратную сторону…
Я огляделся, высматривая шамана. Как нарочно, его нигде не было.
Итак, отсюда можно было идти направо или налево. Против хода машин или по ходу.
Я поступил просто: послюнил палец, поднял и стал соображать, откуда идёт воздух. Вернее – куда.