Телегония, или Эффект первого самца - Инна Балтийская

Внезапно из темноты справа выступила темная тень, и кто-то сжал горло Алены. Она забилась в мощных руках, пытаясь освободить шею и хоть немного вдохнуть, старалась стукнуть кулаками по голове нападавшего, но человек только крепче сжимал смертельную хватку и ловко уворачивался от ее беспорядочных ударов. Воздух в легких уже заканчивался, ее сильно тошнило, она опустила руки и почувствовала, что сознание потихоньку уплывает. «Не видать мне родного дома», – уже без эмоций подумала она, теряя сознание. Но вдруг держащие ее руки разжались, и она упала вниз лицом на землю. Несколько секунд судорожно втягивала воздух, приходя в себя, затем, быстро поднявшись на четвереньки, вскочила на ноги.

В двух шагах от нее катались по земле две вцепившиеся друг в друга темные фигуры. Алена не стала ждать, чем закончится драка. Она развернулась и изо всех сил рванула от негостеприимной гостиницы.

Девушка бежала и бежала, пока ноги сами не подогнулись и она не свалилась на неровный асфальт. Не поднимаясь, огляделась: вокруг темнели одни многоэтажки. Как искать теперь дом, где она договорилась о ночлеге? Алена вздохнула, поднялась на ноги и с трудом доковыляла до ближайшей скамейки. Села, проверила, на месте ли висящая на плече сумка, и задумалась. Надо же, она уехала из Москвы, приехала в С-к, но и тут до нее добрались. Эта музыка будет вечной, ей не дадут встретиться с Неждановой… если она срочно что-то не придумает.

Она долго сидела на скамейке, понемногу приходя в себя, затем достала из сумочки мобильный и набрала записанный в память номер. Пару секунд с замирающим сердцем слушала длинные гудки. Неужели тетка еще не вернулась в гостиницу? Но вот из трубки раздался тихий женский голос:

– Слушаю.

– Вероника Нежданова? – еще не веря, что ей вот так легко, с первой попытки, удалось дозвониться, прошептала Алена.

– Да, это я. А кто звонит?

– Это Алена. Алена Румянцева. – Она запнулась, сообразив, что ее имя ничего не говорит ученой тетке. – Та самая девушка, которая навещала мсье Дюсуана перед его смертью.

– Ой… – казалось, тетка на том конце провода была потрясена. – Это вы? Вы звоните из Москвы?

– Нет, я в С-ке, – быстро сказала Алена. – Только не спрашивайте где, я все равно вам не скажу. Не подумайте плохого, но я теперь никому не верю. Недавно я приходила к вам в гостиницу, а на выходе на меня напали. Хотели задушить. До сих пор не понимаю, как удалось спастись.

В этот вечер я всячески затягивала возращение в номер. Майор Федотов сказал, что наружное наблюдение с гостиницы придется снять – не хватает людей. Оперативники работали как проклятые, обыскивали больницу, допрашивали всех, кто приближался в тот день к злополучной палате, даже если это происходило еще до того, как туда поместили генерала. Время подходило к ночи, но не опрошена была и половина фигурантов.

Платон тоже принимал участие в обысках и допросах, но майор разрешил ему проводить меня в номер и охранять ночью. Я пыталась благородно отказаться от охраны, заявив, что вполне могу провести еще одну ночь в отделении, но майор решил проявить благородство и сказал, что и так чувствует себя виноватым передо мной. Я слишком много пережила в городке, и он ни за что на свете не станет лишать меня крепкого сна и любимого мужчины.

И вот теперь, поздним вечером, я тащилась, проклиная все на свете, в осточертевшую гостиницу. При одной мысли о том, что придется сказать Платону: больше секса не будет, мне становилось физически плохо. Мелькала мысль, что лучше согласиться на все, потерпеть еще пару ночей, а потом тихо уехать из городка, и нелепый роман закончится сам собой. Но это было нечестно и по отношению к Платону, и по отношению к себе. Нет, пора становиться решительной и перестать прятаться от реальности.

Мы вошли в номер, Платон запер дверь на задвижку и приблизился ко мне. Я отшатнулась от его раскрытых объятий, кинулась к окну и забилась с ногами в кресло. Платон с растерянным видом стоял посреди комнаты, сияние в его глазах погасло, уголки рта опустились, и он напомнил мне обиженного ребенка, у которого изо рта выхватили конфетку.

– Платон, я хотела сказать… Давай останемся друзьями, – торопливо выпалила я. – Ты замечательный, но… Пожалуйста!

– Но почему? Вероника, я тебя чем-то обидел?

– Нет, что ты! Ты хороший, самый лучший, но я… – Я заикалась, краснела и бледнела. Как мне объяснить этому мальчику то, что и сама не до конца понимала? – Я поняла, что не могу так. Без любви. Ну никак не могу!

– Почему без любви? – Он бросился ко мне и сел на пол перед креслом, пытаясь заглянуть мне в глаза.

Я виновато отвернулась.

– Вероника, но я люблю тебя! Я женюсь на тебе, и у нас будут дети, трое детей…

– У меня уже есть дети!

– Я буду любить твоих детей как родных, – торопливо сказал он. – Вероника, но я не могу без тебя. Я эти годы не жил, я был словно в аду… Я тебя полюбил, наверное, сразу, как только увидел. Такую строгую, как школьная учительница, и такую молодую. Ты даже не представляешь, какой красивой была там, на перроне… Но я боролся с собой, я думал, что предаю свою Лилю. Но теперь у меня отняли все, даже память о ней. Ее имя запачкали, использовали в какой-то мерзкой игре. У меня не осталось ничего в жизни, только ты. Ты ведь не бросишь меня?

Внезапно мне стало холодно.

– А если завтра и я исчезну? – медленно сказала я. – В это городе все возможно. Я пропаду, и мое имя будет использовано в чьей-то грязной игре… И ты забудешь меня.

Платон пытался что-то возразить, но я ладонью закрыла ему рот.

– Не надо, хороший мой, пожалуйста. Я все понимаю. Трудно любить много лет. Трудно любить мертвых. Меня ты тоже забудешь. Все забудут, кроме Ромки, – вырвалось у меня.

– Он бросил тебя! – в бешенстве крикнул Платон. – Его ты тоже не любишь! И никогда не любила!

– Не надо больше об этом. – Я оттолкнула Платона и встала с кресла. Вина перед ним куда-то пропала. – Мы друзья и только. Ну пожалуйста! Давай поговорим о более важных вещах.

Я на минуту запнулась, пытаясь сообразить, какие вещи покажутся Платону более важными, чем его отвергнутая любовь. И не нашла ничего лучшего, чем рассказать о давних подозрениях Вадима. Платон слушал меня молча, все больше бледнея, и, только когда я замолчала, тихо спросил:

– И ты поверила, что я выдавал бандитам твои планы?

– Нет, конечно, но ведь бандиты действительно знали обо всем, что мы только собирались сделать! – Я выделила ударением слово «только».

– Если ты не поверила ему, почему не рассказала мне все сразу? Почему ждала несколько дней?

Я молчала, собираясь с мыслями. Как объяснить, почему я молчала? Я и сама этого толком не понимаю. Боялась расстроить Платона, обидеть необоснованными подозрениями? Я уже раскрыла рот, чтобы начать объяснение, но в этот момент раздался телефонный звонок. С некоторым удивлением покосившись на телефон, я подняла трубку.