Мешок историй. Трагикомическая жизнь российской глубинки - Александр Росков

Через две недели вспомнил, открывает заслонку, а щуки головы поднимают, пасти разевают. В страхе захлопнул Мишка заслонку.

Сел на скамью, умом понимает: не могут сухие рыбины головы поднимать да зубами щелкать. Хватил стакан, да и забыл про это. А ночью к нему привидение явилось в виде бабы. Открыл он глаза, в голове гул, смотрит: дверь тихо открывается, заходит женщина в белом и тихонько к нему.

Замер Мишка, а та все ближе, вот уж дыхание ее слышит, она наклонилась да и давай его целовать да ласкать. Мишка думает, что спит, что сон все это, во сне и схватил эту женщину, и повалил рядом.

По волосам рукой провел, попала заколка в ладонь, этакая пряжечка, выскочила она из волос да в кулаке и осталась.

Мишка понимает, что во сне он эту бабу любит. Повожгались они, запыхались; поднялось, значит, привидение да так же тихо и ушло. Утром Мишка проснулся, сон вспомнил, разжал руку, а в ней та самая заколка-брошка из сна.

Поехала у парня «крыша», девка была во сне, а заколка – вот она; перепутал Мишка, где явь, где сон. Решил на щуках проверить. Открывает заслонку, а рыбины пасти разевают, зубами клацкают.

Подхватился он и в чем был к брату своему старшему, Веньке, побежал – тот с семьей через улицу живет.

Прибежал, рассказал. Венька свою жену к фельдшеру Егорычу послал, чтоб тот пришел Мишку обследовал.

Егорыч явился минут через тридцать, со хмеля, тяжелый. Венька ему стопку плеснул, доктор к работе приступил. Нацепил аппарат слухательный да и говорит:

– Сердца-то не слышу, не работает, дыхания тоже нет.

Мишка как заорет:

– Но ведь жив я!

Венька посмотрел на Егорыча да давай смеяться:

– Ты, – говорит, – аппарат-то в ухи запихай, он же у тебя на шее висит.

В общем, разобрались, дал Егорыч направление Мишке в райбольницу, но попросил Вениамина сопровождать, так как случай тяжелый, белой горячкой попахивает.

Повез Венька брата в больницу, а чтоб в дороге не скучно было, бутылочку прихватил, Мишке не наливал – нельзя!

Доехали до больницы, Венька пьяный, уснул на лавке перед кабинетом. Мишка бумаги медсестре отдал, выбежали санитары, Веньку под белы ручки – да в палату.

Мишка кричит:

– Да я больной-то!

А ему отвечают:

– Едь домой, не мешай работать! Кое-как разобрались, Веньку выпустили.

Приехали братовья домой. Мишка теперь не пьет. Через какое-то время у заколки-брошки и хозяйка объявилась: привидением к Мишке Надюха являлась.

Вспомнил он тот сон, по-другому на деву посмотрел, любовь у них закрутилась, теперича ребятенка ждут, оженились.

И никто не знает, че у парня было, то ли горячка белая, то ли дурь молодецкая, но урок он получил на всю остальную жизнь.

Алексей Пейпонин, п. Солониха, Архангельская область

Дело было при Михаиле Горбачеве, в самый разгар борьбы с пьянством, а заодно и алкоголизмом. Директор нашего совхоза Иван Николаевич беспощадную войну алкашам объявил, кого увидит в пьяном виде – ежели не «трех тузов» влепит, то есть не уволит по 33-й статье, то уж пропесочит – век помнить будешь.

Я тогда в столярке совхозной работал. Мы с мужиками там частенько попивали, несмотря на горбачевский указ, потому что халтуры у нас много было – кому двери сделать, кому рамы, кому зашивку в кухню под раковину для умывальника.

Все равно ведь по две-то поллитровки в месяц давали людям на талоны.

Вот как-то делали мы гроб по заказу. А когда делаем гроб – родственники покойничка обязательно водкой рассчитываются.

Нас, столяров, трое, водки за гроб нам с лихвой хватило. Напились в доску. Вы знаете, что печник напивается в дым, сапожник – в стельку, стекольщик – вдребезги, а плотник и столяр – в доску.

Короче говоря, утром на работу приползли – у всех головы болят, прямо спасу никакого нету. Снарядили мы Кольку Вострякова (одного из нас) пробежаться по поселку – вдруг кому чего схалтурить надо, за бутылочку. Колька около часу, наверное, бегал, прибежал-таки с бутылочкой. А меня уже тошнить начало.

Ну, разлили мы бутылку сразу по трем стаканам. Полным. Мы ведь не признавали рюмочек. Стакан – и все тут. Чтобы сразу по башке дало и чтобы башка поправилась.

Коллеги мои выпили, а я стою, гляжу на стакан и все никак не осмелюсь его выпить – тошнота к горлу подступает.

– Подождите, – говорю, – мужики, обтерплюсь маленько, потом выпью.

И вдруг – р-раз! – двери открываются, в столярку Иван Николаевич заходит. Он и бывал-то у нас раз в год по случаю, а тут, на-ко тебе, в такой ответственный момент. Мы все так прямо и одеревенели.

– Ну-ко, – говорит, – как тут у нас столяра поживают? Хватит доски строгать, сенокос в разгаре, все строительное подразделение – и пилораму, и плотников, и вас, столяров, – бросаем на сенокос.

И вдруг он носом повел, к столу подходит, глядит на мой стакан и спрашивает так строго:

– Чего это у тебя в стакане?

– Вода! – ни с того ни с сего выпалил я.

Иван Николаевич поднес стакан ко рту, понюхал еще, выпил весь стакан до капельки, поставил на стол и сказал:

– И правда – вода.

И ушел из столярки. Мы так и остались стоять, как столбы.

Наверное, директор наш сам с похмелья был…

В. А., Вельский район Архангельской области

У моей сестры, которая под Шенкурском в деревне живет, муж хорошо выпивал. Падать не падал, а каждый день зашибал. Втихую.

Манера у него была такая – водку на сеновале прятать. Сунет в сено бутылку и ходит, попивает из горлышка. Все время у него в сенях бутылка стояла открытая.

Тогда, при Брежневе-то, жили в деревне ничего, хорошо. Сестра дояркой работала, а он, муж, дойку включал и выключал на скотном дворе. Своя корова у них была, нормально вроде жили.

Только вот попивал зятек мой. А сестра боялась ему слова сказать – он над ней верх взял.

Приехала я раз к ним в гости на Новый год, а там и Рождество рядом.

Зятек с нами за встречу выпил, потом пошел да на сеновале приложился. К вечеру – косенький. И каждый вечер так.

Сестра мне пожаловалась на него. Я быстро выход нашла из положения. Сосед у моей родни – мужик серьезный, к вину отрицательно относится. Подговорила его: спасать, говорю, надо и сестру мою, и зятька.

В ночь под Рождество надел сосед рукавицы-шубницы на леву сторону, дубленку вывернул – мехом наружу. Я выскочила будто в уборную на улицу, показала ему то место, где у зятька початая бутылка водки стоит на сеновале. Сосед спрятался в сено…