Восьмая нога Бога - Майкл Ши

Какая странная блажь нашла вдруг на меня, воришка, что я поведал тебе о моем прошлом! Но о том, как протекала моя жизнь здесь, рассказывать не стоит – легенды обо мне и так ходят среди твоих соплеменников в разных странах!

Думаю, что все дело в жалости! В сожалении об исчезнувшем мире! Мне и самому и странно, и горько, до смешного горько, воришка! Подумать только, поведать о гибели моего несчастного мира, торопливо вышептать всю горестную повесть об ужасной трагедии, постигшей мой космос, и кому, – тебе. Доверить столь громадное событие жалкой памяти такого бессильного ничтожества, как ты.

И все же мысль о том, что я нашептал свой рассказ на ухо крохотной полевой мышке, наполняет меня неожиданным удовлетворением. Меня веселит игрушечная мера предосторожности, которую я принял против насмешницы-судьбы, доверив сокровищницу воспоминаний о славном исчезнувшем мире мелкому, ненадежному хранилищу твоего разума…

И пусть недостаточность этой меры служит доказательством моей уверенности в своих силах. Каким бы чудом ни уцелел демон, ему со мной не справиться, ибо здесь, на Хагии, спокойная жизнь и сытная еда превратили меня в А-Рака невиданной величины, какие и не снились предкам Пам-Пель.

И все же, если худшему суждено сбыться, память о моем мире не исчезнет вместе со мной. Ты, вор, расскажешь мою повесть остальным. Может статься, она и проживет еще денек-другой среди таких же бабочек-однодневок, как ты!

Теперь ступай. Дашь священнику вина, и сознание вернется к нему. Он тебе заплатит, а ты, с присущей тебе профессиональной любезностью, быть может, не откажешься помочь ему в важном деле, которое предстоит сегодня: распределении золотого дара. Прощай, вор!

Примечание редактора.

О существе, которое названо здесь Пожирателем Звезд,– если его, конечно, можно считать существом,– я отыскал лишь разрозненные упоминания в отдельных документах. Однако бессмертный Парпл включил в свой «Пандект» отрывок под названием «Император Вселенной», вольный перевод с верхнеархаического, в котором внимательный читатель разглядит указание на существо или явление, во многом напоминающее то, что открылось взору паучьего бога в день гибели его мира. Для удобства читателя привожу здесь указанный фрагмент. – Шаг Марголд.

ИМПЕРАТОР ГАЛАКТИКИ

Император Галактики

Сотни звезд разорвал в клочки.

Обитатели многих миров

В одночасье утратили кров.

Хоть и разного рода-племени,

Все одних мощных чресл семени —

Все явились на солнечный зов

Из предвечного мрака миров.

Звездный пламень их к жизни призвал,

Тем – красу, тем – могущество дал.

Много их, и каждому ясно —

Жизнь дана им была не напрасно.

Вихрь межзвездный налетел,

Души оторвал от тел,

Плоть любая пошла в дело,

Жизнь ничья не уцелела.

(Да и то, коль правду молвить,

Не живут они ведь долго!

Только вспыхнуть успевают,

Как опять во Тьму ныряют!)

Крылья, лапы, плавники —

Всё в один котел лети!

Хари, морды, пасти, рыла —

Все сюда, как тут и было.

Глаза, пальцы, языки,

Бивни, когти и клыки,

Черным жерновам Ничто

Все годится, все одно.

(Жизни все должны срастаться

И, бурля, в одну сливаться!)

В черный прах все превратится,

Будет век во тьме клубиться

Вихрь из жертв и кровопийц,

Из святых и их убийц!

В прах – невинных, в прах – казненных,

В прах – в темницы заключенных,

Беспощадно смерть возьмет

Все, что дышит и живет.

Жернова Ничто и Тьмы

Перемелют все, увы!

Звезды в небе вновь зажгут

И опять во прах сотрут…

Стаи птиц на небо вышлют,

Трелями пространство вышьют,

Новый блеск глазам дадут.

Речи вновь звучать начнут,

И сердца опять забьются,

Счастьем до краев нальются…

Мир из Ничего родится

И в него же возвратится…

(Где вы, те, что прежде жили,

В звездном вареве кружили?

Не отыщешь и следа —

Всех пожрала пустота.

Как бы ни тянулся путь,

Всем там быть когда-нибудь…)

Жернова, о, пощадите!

Пустоту вновь, заселите!

Пусть разверзнутся пучины,

Встанут горные вершины,

Вновь обеты прозвучат,

И герой осилит ад,

Честолюбья лук согнется,

И стрела мечты взовьется,

Из горнил жестоких пыток

Новые святые выйдут…

Подарок бога-паука, воздаяние за непосильно тяжкий налог, которым он обложил свою паству в минувший Жребий, разместили на площади Корабельных Верфей, самой просторной в этом городе величавых башен, массивных арок и куполов, где банки и ломбарды оспаривали друг у друга право именоваться самыми красивыми зданиями Большой Гавани.

Я помог Паандже Пандагону вернуться в свои покои, дал ему вина и уложил спать, пообещав вернуться и разбудить его через час после восхода солнца. Потом я вышел на предрассветные улицы. Они были пусты, но в каждом окне за шторами горели лампы, а слух о даровом золоте, которое будут раздавать через считанные часы, лихорадочным шепотом обсуждали у каждого очага.

У Вескитта и Фобба я заказал горячий поссет и вино на завтрак, и официант обслужил меня отменно вежливо, хотя и с отсутствующим видом, точно застыл в мечтательной нерешительности между жадностью и дурными предчувствиями – состояние, которое, на мой взгляд, разделяли в то утро многие его сограждане.

После завтрака я надумал было принять ванну, в которой давно нуждался, но, поразмыслив с минуту, решил отказаться от этой идеи. Вместо этого я вернулся на улицу, ибо, даже разбитый и измученный, уснуть все равно бы не смог.

Когда солнце поднималось над горизонтом, я направился к площади Корабельных Верфей и вступил на нее с первым лучом света. Там уже собиралась толпа. Бейлифы, церковные старосты и часть Пандагоновых наемников спокойно стояли и болтали с людьми, которых им было приказано не пропускать на середину площади. А там, за их спинами, вплотную стояли не менее трех десятков подвод, и от одного вида того, что на них лежало, меня охватил ужас.

Я, разумеется, говорю о неприкрытых грудах золота, среди которых мешки и бочонки извергали свое ослепительное содержимое, струйками вливавшееся в сверкающий поток огромного богатства. Миниатюрный горный хребет из чистого золота возвышался на тех повозках. Уверен, Шаг, ты понял, какого рода ужас объял меня, едва я их увидел. Когда такой громадный кусок сыра лежит в мышеловке, берегись – она вот-вот захлопнется!