Во власти бури - Данелла Хармон

Ариадна замерла, но он только пробормотал что-то невнятное.

С минуту она стояла над спящим ветеринаром, не в силах оторвать взгляда от его лица. Он так и не снял очки, и они забавно сползли на нос. Он устал, доктор для животных, потому что этой ночью врачевал человека. Ее, Ариадну. Бог знает когда он успел вымыть голову, потому что волосы были чистыми и снова белокурыми, восхитительно-льняными.

— Ты красив как бог, — прошептала девушка. — Ты самый, самый красивый!

Она осторожно сняла очки, сложила и положила на сиденье коляски. Для этого пришлось потянуться, и боль в руке усилилась. Морщась, Ариадна ощутила бинт. Он был наложен мастерски — не слишком, но достаточно туго, и на нем не было даже пятнышка крови. Значит, рана закрылась, предположила Ариадна и с обожанием посмотрела на своего спасителя, спящего заслуженным сном. Что-то могучее, властное нахлынуло — и вошло в плоть и кровь, словно там было всегда.

Ариадна была потрясена мощью того, что с ней случилось. Она даже не пыталась себя обманывать.

Она полюбила Колина Лорда.

Может быть, это случилось раньше, с первого взгляда, но с тех пор ширилось и крепло, чтобы из романтической влюбленности превратиться в истинную любовь.

— Милый, милый Колин… — прошептала она и засмеялась беззвучно, чтобы не потревожить его сон. — Будь что будет, но я люблю тебя…

А потом это самое «будь что будет» темной, зловещей тенью опустилось на нее. Максвелл, помолвка, судьба Шареба и всей породы. Смех умер на губах.

Странное, почти болезненное оцепенение сковало девушку. Скованной походкой она прошла в глубь леса, потом вернулась к роднику и плеснула полную пригоршню ледяной воды на лицо и шею. Там, где бурлили ключи, образовалось круглое углубление. Белый песок, а над ним, на поверхности воды, искрилось несколько ярких звезд. Ариадна долго сидела, подогнув ноги и не отрывая взгляда от блесток на воде. В сердце гнездилась тупая боль.

Она перебирала в памяти эпизоды — их, оказывается, накопилось множество. Поцелуи, которые обещали много больше и были полны желания. Рука на груди, на бедре — и горячий след, который долго оставался после.

Долгие взгляды, случайные прикосновения и нескончаемое, хоть и невысказанное, тяготение друг к другу. Если когда-то и существовал шанс изменить ход событий, он был безвозвратно утерян. Она погибла, пропала! Звук его голоса, вкус губ, улыбка и смущенный смех в ответ на ее слишком смелые замечания… это теперь часть жизни, как же быть без всего этого?!

Она погибла уже в тот миг, когда впервые взглянула в его глаза, такие ясные, такие бесконечно добрые!

Стоило только подумать об этих руках, которые умели и успокоить, и взволновать, как приходило желание, чтобы они прикоснулись и тут и там, и желание это казалось естественным, как дыхание.

Леди Ариадна Сент-Обин поднялась и посмотрела на бесконечную череду холмов, тянувшихся к восходящему солнцу. Лицо ее было решительным, сосредоточенным.

Ничего не оставалось, как предстать лицом к лицу с истиной, какой бы грубой и приземленной та ни казалась.

Она всей душой любила Колина Лорда, простого ветеринара, полюбила прекрасной, возвышенной любовью. Она желала его животной страстью, так отчаянно, что хотелось умереть. Она не стыдилась ни того ни другого.

С высоко поднятой головой девушка направилась назад.

Он по-прежнему спал, ее герой, ее золотовласый ангел, которому недоставало только крыльев и нимба. В утреннем полусвете его волосы отливали шелком, и с минуту Ариадна не решалась ничего предпринять.

Потом присела на корточки. Она где-то читала или слышала, что человек обязательно проснется, если смотреть на него достаточно долго. Она уставилась на прикрытые веки Колина и не сводила с них глаз до тех пор, пока от напряжения не выступили слезы. Прошло минут пять, не меньше, но он и не думал просыпаться. Более того, дыхание его стало размереннее.

Потеряв терпение, девушка легонько погладила его по светлым волосам. Колин пошевелил бровями, но упорно не просыпался.

Ариадна опустилась на колени и наклонилась к самому его лицу. Ничего. Положила ладонь на щеку, колючую от щетины. Колин со вздохом довольства сменил позу и прилег на нее, как на подушку.

И вдруг глаза его открылись. Открылись и посмотрели прямо в лицо Ариадне. В них не было ни дремоты, ни короткой растерянности, когда человек вспоминает, где он и что с ним, — ничего из того, что сопровождает переход от глубокого сна к бодрствованию. Колин слегка приподнялся, и Ариадна решила, что за этим последует поцелуй, но он лишь убрал ее руку, осторожно взяв за запястье.

Все было совсем не так, как она ожидала. Романтический момент не удался.

— Твоя рана…

— С ней все в порядке!

Некоторое время он внимательно изучал ее лицо.

— Что-то случилось?

Ариадна медленно покачала головой, но глаза ее наполнились слезами.

Колин уселся, привалившись к колесу, и приглашающе хлопнул по попоне. Девушка пристроилась рядом, чувствуя себя маленькой, жалкой и неописуемо нелепой со всеми своими романтическими бреднями. Но ведь только что все было так прекрасно, так совершенно! Глаза наполнились слезами, и тяжелые капли покатились по щекам. Добрый доктор был еще и весьма галантным, потому что ничего не сказал, просто достал носовой платок и вытер Ариадне щеки. Потом обнял за плечо, притянул ближе. И так они сидели рядышком, как добрые друзья, хотя больше всего ей хотелось взахлеб рыдать от неразделенной любви.

И Ариадна не выдержала.

— Знаешь, я люблю тебя, — сказала она просто, глядя прямо пред собой. Губы ее задрожали, и она прикусила нижнюю зубами. — Люблю с первого взгляда, с того дня в Лондоне… и… и я не знаю, как теперь быть.

Колин вздохнул и помрачнел, так же как и она, глядя вдаль.

Солнце еще не появилось над волнистой линией холмов, но их вершины были окрашены в розовый цвет.

Девушка решилась бросить взгляд вверх и вбок. Брови у Колина были сдвинуты, лоб нахмурился. Он обдумывал ее признание так, словно это была особенно сложная научная проблема.

— Ты слышал, что я сказала?

Как только слова вырвались, Ариадна пожалела о них.

Конечно, он слышал! Она сорвала длинную травинку и начала крутить вокруг пальца.

— Я просто не знаю, что ответить, милая.

— Значит, ты мне ничего не посоветуешь?

— Разве что разлюбить.

— Очень смешно! Если это тебе не по душе, зачем ты с самого начала вел себя так, чтобы я влюбилась? Ты во всем виноват, ты один!

— Ну конечно, кто же еще? — Колин усмехнулся. — Надо было вести себя низко и гнусно, а этой ночью бросить тебя у дороги истекать кровью.

— Не только это! Зачем было спасать Грома от коновала? Зачем было лечить этого мастифа? Зачем было терпеть все мои выходки? Зачем…