Как бы нам расстаться - Кэрен Бришо

— Поможешь мне взломать одну дверь? — спрашиваю я Индию.

Майк закатывает глаза и вновь смотрит на ряд бокалов над своей головой.

— Я этого не слышал, — говорит он.

— А я слышал, — вклинивается в разговор Кенни.

— А где? — спрашивает Индия.

Я залпом допиваю пиво из стакана Кенни.

— В квартире Джонза.

— Ну наконец, — говорит Индия.

Аминь.

Мы не просто набор молекул ДНК. Мы — собрание воспоминаний. Наши воспоминания определяют то, кем мы являемся, что мы думаем, каковы наши реакции на стресс, страх, страдание, радость, секс, любовь… И, в отличие от собраний, выставляемых в музеях, собрание воспоминаний не статично, оно все время меняется. Воспоминания не могут обрести раз и навсегда застывшую форму. И поскольку я — сумма своих воспоминаний, ни больше и ни меньше, я тоже не застыла, я тоже все время меняюсь. Я не статична. Сейчас я не смогла бы отрезать от себя Джону, как не смогла бы отрезать себе голову. Мы срослись мозгами, потому что у нас одни и те же воспоминания. И, как это бывает у сиамских близнецов, навеки соединенных друг с другом, каждый из нас — все же самостоятельный человек.

Просто мы неотделимы друг от друга.

И я могу все исправить.

Я могу все исправить.

Надеюсь, что смогу.

Когда я спросила Индию, не поможет ли она мне, парни, вероятно, решили, что это приглашение относится ко всем. Майк закрыл бар, и они с Кенни уселись на заднее сиденье машины Индии.

— Мы тебе поможем, — сказал Кенни, когда мы с Индией на них уставились.

— Что ты делаешь? — раздается у меня над ухом свистящий шепот Индии. Позади нее Майк и Кенни отталкивают друг друга, чтобы лучше видеть, что происходит.

— Пытаюсь открыть дверь кредитной карточкой, — отвечаю я. — А ты как думаешь?

— Толкай сильней, — говорит Майк, вытягивая из-за спины Индии руку и тыча пальцем в дверную стойку. — И согни немного карточку.

— Спасибо, — отвечаю я. — Что бы я без тебя делала.

Bсе мы стоим в коридоре многоквартирного дома, где живет Джона. Жуткая дыра, а не дом. Он настолько обветшал, что даже презирающие порядок хиппи и обитатели Озерных лесов при всем желании не обнаружили бы здесь никакой живописной небрежности. Стены и весь коридор заляпаны пятнами подозрительного вида. Любой, увидев это жилище, решил бы, что сотрудникам музея платят такие мизерные деньги, что их не хватает на приличное существование. Вообще-то это и в самом деле так. Но Джона не уезжает отсюда в основном потому, что обитатели дома относятся друг другу по принципу «живи сам и давай жить другим». Боже, ведь никто даже не выглянул из двери и не позвонил в полицию сообщить, что трое дураков взламывают соседнюю квартиру!

Кенни наклоняется вперед.

— Все как в плохом кино, — говорит он громким шепотом. — Он может вернуться в любую минуту и…

И тут я практически падаю, чуть не ударив Джону головой в живот.

—.. Открыть дверь, — заканчивает Кенни.

Я встаю.

— Привет, — говорю я Джонзу.

— Пока, — говорит Кенни, ни к кому конкретно не обращаясь. И, проявляя максимум дружеской поддержки, на который только способен, он направляется назад по коридору и исчезает из виду, спускаясь по лестнице. На нижних ступенях он начинает вопить что-то напоминающее «Люби меня нежно». Потом хлопает входная дверь. Где-то кричит недовольная женщина.

Индия и Майк сделаны из более прочного материала, чем трус Кенни.

Они выдерживают на пять секунд дольше.

— Ну что, похоже, здесь все в порядке, — произносит Индия. — До встречи, Уичита. Джонз, до встречи.

Майк покашливает.

— Да, все отлично. Пока.

И они с Индией поспешно ретируются вслед за Кенни.

— Не хотите кофе? — слышу я голос Майка и их затихающие шаги вниз по лестнице.

— Привет, — отвечает мне Джонз. Смотрит на кредитную карточку в моей руке. — Что, сработало?

Я прячу руки за спину.

— Похоже на то.

— Когда открываешь ею дверь, это портит магнитную полоску.

Я киваю головой. У меня имеется маленькая извинительная речь, которую я мысленно написала и заучила по дороге сюда, но, только… только когда Джонз открыл дверь, все полетело в тартарары.

— Я думал, ты хочешь со мной расстаться, — говорит Джонз. — А ты… ты здесь, пытаешься проникнуть ко мне в квартиру. — Он берется рукой за верхнюю перекладину дверного косяка, и его длинные пальцы обхватывают перепачканную древесину.

Я смотрю на его пальцы. Вспоминаю ту карусель. «Давай же. Доверься мне».

— Могла бы и постучать, — говорит он.

— И ты бы меня впустил?

Он смотрит на меня:

— Думаю, что впустил бы.

— Джона! — зовет голос, который я с трудом узнаю. — Кто это?

Дженет. Старается, чтобы ее голос звучал сексуально.

И сосательно-соблазнительно.

— Тут мне хотят продать систему сигнализации, — отвечает Джонз через плечо.

Я наклоняюсь и поднимаю коробку из-под сигар, которую я положила на пол, начав свою неудавшуюся карьеру взломщика.

— Вот, — говорю я. — Это тебе, бесплатно. Мог бы и не тратиться на поездку в Хоув.

И с силой тычу коробкой ему в живот.

И поворачиваюсь, чтобы уйти.

Уже почти ухожу.

Вам приходилось читать книжки, где одни только сожаления о несделанном? Где героине надо было бы твердо стоять на своем и бороться за свое счастье? Вероятно, всю оставшуюся жизнь я буду писать мемуары о том, чего не сделала. Потому, что мне не хватает смелости, потому, что мне стыдно, потому, что Джонз смотрит на меня с такой улыбкой, которой я у него никогда раньше не видела.

Почти ухожу.

Но в двух шагах от лестницы я вспоминаю свою мать, то, как она живет с отцом. Что, если бы ей удалось сделать свой спинной хребет более твердым и преодолеть страх и гордыню и все эти «так полагается»? Может быть, тогда она прожила бы оставшуюся жизнь с Джередом Лиакосом. А мы с Джоной были бы братом и сестрой. А может быть, нас вообще не было бы.

Но мы есть.

И я не моя мать.

И я не буду повторять ошибки своих родителей.

Наших родителей.

Я разворачиваюсь и делаю пару шагов к двери Джоны (он все еще наблюдает за мной и пытается восстановить дыхание, сбившееся от неожиданного тычка коробкой из-под сигар), потом, оттолкнув его, прохожу в квартиру.