Пуговка для олигарха - Таня Володина

— Но… Ты послушник? Готовишься стать монахом? — уточнила она.

— Нет, я рабочий в монастыре. Трудник. Волонтер. Отец Сергий предложил пожить здесь в течение года и помочь с реставрацией храма. После этого он обещал благословить меня и отпустить грехи. Это случится уже через неделю. Я планирую вернуться в Москву — накопилось много работы. Марта зашивается.

Так вот как разбираются с грехами! Едут к крёстному отцу и восстанавливают старую церковь. А она-то гадала!

— То есть ты не женат и не связан обязательствами перед богом?

— Есть только один человек, перед которым у меня обязательства, — ответил Глеб.

— Кто?

— Вера.

Это всё, всё, всё меняло!

— Я не против, если ты пообщаешься с Верой, — сказала Надя, и Глеб направил лодку в лагуну.

Нос мягко ткнулся в берег. Глеб выпрыгнул из лодки и рывком затащил её на песок. Надя подала ему Веру, а потом выбралась сама. Смотрела, как он раскрывает зонтик и бережно ставит под него люльку, как расстилает плед на песке и достаёт корзину с монастырскими пирожками. Если их пёк тот же монах, что и в Надином детстве, — то это самые вкусные пирожки с яблоками на свете.

Рубашка сидела на Глебе как влитая. Он расстегнул верхние пуговицы и закатал рукава выше локтей — и выглядел сногсшибательно! Надина любовь, больше не сдерживаемая запретами, распускалась дивными душистыми цветами. Глеб не женат, не монах, и хочет общаться с дочкой.

Он заглядывал в люльку с таким благоговением, словно там лежал не ребёнок, а невиданная драгоценность. Даже дыхание задерживал.

— Когда она проснётся, можешь взять её на руки, — предложила Надя. — Надеюсь, она не испугается твоей бороды.

Глеб вцепился в бороду, словно хотел оторвать.

— Через неделю я побреюсь.

— И уедешь в Москву, — напомнила Надя.

— Я постараюсь приезжать так часто, как смогу, — ответил Глеб и прибавил: — Если твой муж не против. Я буду благодарен, если ты обсудишь с ним этот вопрос.

Она могла бы сказать, что рассталась с Данилой, но промолчала. Хотела выяснить всё до конца, прежде чем признаваться, что одинока и до сих пор его любит.

— Будешь приезжать раз в год?

— Раз в неделю. Я понимаю, что не имею права вторгаться в чужую семью, но и ты меня пойми: я не могу оставить Веру. Я хочу видеть, как она растёт, заботиться о ней, дать ей всё, чего она заслуживает. Она моя единственная дочь, я её люблю.

— Только её?

Глеб сел рядом с Надей, по-турецки скрестив ноги. Пытливо заглянул в глаза. Прочитал там что-то и отвёл взгляд.

Не хотел отвечать на вопрос.

Говорить чужой жене о любви — неправильно, но она ведь ему говорила!

— Только её? — настойчиво переспросила Надя.

Пространство между ними заискрилось. Воздух, наполненный густым ароматом можжевельника, щебетанием птиц и жужжанием стрекоз, раскалился и напитал жаром щёки.

— Что ты хочешь услышать? — хрипло спросил Глеб.

— Правду.

— Хорошо, я скажу тебе правду. Когда я приехал в монастырь и исповедался отцу Сергию, он спросил, раскаиваюсь ли я в своих грехах? Я ответил, что нет. Если бы та ситуация повторилась, я бы снова взял тебя на руки и отнёс в спальню. Я знаю, что не должен был этого делать, но сделал бы это снова. И снова, и снова, и снова…

Надя заворожённо слушала его отрывистую лихорадочную речь.

— Отец Сергий назначил мне послушание, и я с радостью согласился. Но это ничего не изменило. Ты в моём сердце, в моей памяти, в моей крови. Каждую ночь я беру тебя на руки и укладываю в свою постель. Я ощущаю на плече твою голову, слышу твоё дыхание, чувствую твои пальцы, — он прикрыл ладонью крестик на груди, который она гладила ночью. — И в эти моменты я счастлив. Да, я посоветовал тебе выйти замуж за Данилу Кандаурова, но я и понятия не имел, какую боль это мне причинит! Хотелось выть от бессилия… Я совершил ошибку, когда бросил тебя. Я разрушил свою жизнь, когда отдал тебя другому мужчине. Но я люблю тебя, Надя. Очень сильно люблю.

По его виску скатилась капля пота. Он сгорал в том же пламени, которое заставляло щёки Нади пылать.

— Если бы ты была свободна, я бы немедленно сделал тебе предложение. Вот моя правда.

Она услышала всё, что хотела, и даже больше. Заглянула в люльку — Вера спала, сладко причмокивая во сне.

— Сегодня ужасно жарко, — пожаловалась Надя, вставая. — Как ты думаешь, вода достаточно тёплая для купания?

Он посмотрел на неё так, словно не расслышал вопрос.

— Хочу поплавать в лагуне. Этим летом я ещё не плавала.

— М-м… — промычал он что-то нечленораздельное. Потом закивал: — Да, вода тёплая. А здесь в лагуне — как парное молоко. Я специально выбрал это место.

Надя взялась за подол сарафана и стащила его через голову. Глеб сдавленно ахнул.

— Извини, тот купальник, который ты подарил мне в Москве, остался… в Москве. Поэтому я по-простому, по-деревенски.

Она сняла бюстгальтер и бросила на плед. Потом избавилась от трусиков. В этот раз она чувствовала себя иначе — не стыдливой, растерянной и очумевшей от собственной смелости девчонкой, а уверенной в своей привлекательности женщиной. Её собственное удовольствие уже бурлило в крови. В этот раз дар любви будет взаимным, они оба познают рай.

— Пойдём со мной, — она протянула ему руку. — Тебе надо освежиться.

Он не понимал, что происходит, почему она так себя ведёт. Его глаза бегали по сторонам, но неизменно, словно намагниченные, прилипали к её залитой солнцем наготе. На лбу Глеба выступили бисеринки пота.

— Ну как хочешь, — Надя улыбнулась и, покачивая бёдрами, направилась к озеру.

Обернулась у кромки воды:

— Глеб, я свободна, — сказала она. — Да, я согласилась стать женой Данилы, но ничего серьёзного у нас не было. Мы расстались. Я люблю только тебя и выйду замуж только за тебя.

Она нырнула и проплыла несколько метров, наслаждаясь прохладными упругими струями, оплетавшими разгорячённое тело. Вынырнула и глянула на берег. Глеб уже снял рубашку и поспешно избавлялся от шортов. Надя без стеснения рассматривала великолепное тело своего будущего мужа. Когда на нём остался только шнурок с крестиком, Глеб разбежался, прыгнул в воду и через десять секунд вынырнул рядом — нос к носу.

Они медленно кружились в воде, не в состоянии наглядеться друг на друга, не в силах расплести ноги и руки. Между их лицами всплыл лёгкий деревянный крестик. И ещё что-то маленькое, круглое, похожее на жемчужный шарм. Неужели Глеб нанизал на шнурок украшение?

— Что это? — спросила Надя и поймала пальцами скользкий кругляш. — Это же…