Младшая сестра Смерти - Елена Станиславская

Миранда говорит:

— Сатир. Убей сатира.

— Ты бредишь! — Я совершенно уверена: у червового короля помутился рассудок. — Сатир мой друг!

— Нет. Он в нашем списке. Когда закончит помогать тебе, мы все равно должны будем… — Слова растворяются в кашле, но я и так знаю, что она хочет сказать.

Я не могу больше слушать Миранду. Поднимаюсь и ухожу в багровый туман. Плохо оставлять раненого человека, но, с другой стороны, я не бросаю ее в одиночестве. Надеюсь, Бруевич найдет в себе силы, чтобы вылечить червового короля.

Левая нога задевает что-то тяжелое, я смотрю вниз и не понимаю, как этот предмет оказался здесь. На полу валяется рубиновый меч Грифа.

Недоумение сменяется гнетущей тревогой. Интуиция не просто подсказывает — она орет во всю глотку: случилась беда! Еще одна. Я быстро приседаю и двумя руками поднимаю меч, удивляясь его невероятной легкости. И вдруг остро чувствую, что кто-то стоит у меня за спиной. Сжимаю рукоять, чуть-чуть наклоняю лезвие и рывком оборачиваюсь.

Сатир.

Он смотрит на меч, потом на меня. Взгляд давит и жжет, будто два золотых слитка кладут мне на лицо, предварительно раскалив их в огне. Не сомневаюсь, что рогатый слышал наш с Мирандой разговор.

Я хочу сказать сатиру, что никогда не причиню ему вреда, но тут боковым зрением улавливаю движение. Поворачиваю голову вправо. Никого. Вроде никого. Клубы дыма, всколыхнувшись, на секунду приоткрывают пол, и я цепенею от ужаса.

Гриф лежит на спине, а перед ним на коленях стоит Вита. В руке у нее — миниатюрный топор, весь увитый цветочно-растительными узорами. И эта изящная вещица занесена над шеей трефового короля.

Я выставляю перед собой меч и срываюсь с места, но сатир опережает меня. Он прыгает и сшибает Виту. Отлетев в сторону, она кричит что-то неразборчивое и злое, вскакивает и скрывается во мгле.

— Я же говорил: эта штука опасна. Неспроста она хранилась у Фили. — Сатир кивает на оружие, зажатое в моих руках. — Меч служит только тому, кто готов причинять боль. А если ты сомневаешься, он оборачивает свою мощь против тебя. Выкачивает силы. Не думал, что это произойдет со стариной Грифом, а вот поди ж ты.

Рогатый склоняется над трефовым королем. Я думаю, чтобы проверить пульс, но ошибаюсь. Причина в другом. Сатир шарит по поясу Грифа, выпрямляется, и я вижу в его руке заветную колбу. Вынув зубами пробку, рогатый отплевывает ее и одним махом проглатывает кровь. Колба летит прочь, небрежным жестом кинутая через плечо, и со звоном разбивается.

— Ну, малыш, не скучай. — Сатир подмигивает мне, и серебристый дым смешивается с бордовым.

Меч чуть не выпадает у меня из рук. Я стою, хлопаю глазами и чувствую, как в груди трепыхается нервный смех. Ха. Ха-ха. Изо рта вырываются первые отрывистые звуки истерики. Я уже готова отдаться припадку, но тут из пелены выходит Аза. Смех проваливается обратно в грудь и затихает.

Бубновый король странно семенит. Секунду спустя, поняв, что с ней, я испытываю огромное облегчение. У Азы связаны ноги, руки тоже, а слева и справа ее конвоируют вооруженные шпагами Ли и Ти. С червовым валетом, кажется, все в порядке, а вот у дамы исцарапано лицо, будто над ним потрудилась стая взбесившихся кошек.

— О, Гриппуша! Как хорошо, что мы нашли тебя! — восклицает Ли.

— Бубна утверждает, что остановит действие портретов, если поговорит с тобой. — Ти толкает Азу в спину.

— Надо спешить. Инне плохо. А Грифуня… Божечки, это он лежит?

— Не отвлекайся, Ли. — Ти пытается говорить строго, но в ее голосе куда больше беспокойства. — Ну, начинай! — подгоняет она бубнового короля.

— Я же сказала: наедине, — отвечает та.

— А икру тебе на фигу не намазать?

Аза ухмыляется и молчит. Что она хочет мне рассказать? Не представляю! А может, это очередная уловка и мне нельзя соглашаться на разговор? Но Аза связана по рукам и ногам, да к тому же безоружна. А у меня есть меч, пусть и странный. Я покрепче вцепляюсь в рукоять. Не знаю, послужит ли мне магическое оружие, но сейчас кажется, что я вполне могу причинить боль бубновому королю. Могу и хочу.

— Прикажи своим сдаться, и мы поговорим. — Я пытаюсь вести себя как Миранда, Гриф или Клим: речь отрывистая и жесткая, взгляд прямой и холодный.

— А они смылись. — Отмахиваясь от клубов дыма, к нам подходит Хосе. — У бубен оказался тайный лаз в полу.

— Я — ваша последняя надежда, — говорит Аза. — Только мне по силам остановить «Кровавую поступь». Или подождем, пока первый треф сдохнет? — Она вскидывает подбородок и обводит нас презрительным взглядом.

Дым понемногу рассеивается. Я вижу Миранду, Бруевича и Инну, вповалку лежащих у стены. Замечаю Клима, растрепанного и чумазого, без пиджака и в изодранной рубашке, — должно быть, он спускался за Борисом и Витой в тайный лаз, но не поймал их.

— Пусть Агриппина поговорит с бубной. — Пиковый король приглаживает волосы.

Я мимоходом отмечаю, что никто не называет Азу по имени. Только «бубна». Вряд ли пики и червы успели договориться об этом, — скорее всего, им просто хочется обезличить ее. Смешать с пылью и загнать под плинтус. Если у человека нет имени, а у предмета названия, значит, он ничего не стоит.

— Ладно, — соглашается Ти. — Мы останемся в этой части комнаты, а Агриппина и бубна отойдут в противоположную. Галерея большая, мы не услышим, о чем разговор, но будем присматривать. Это сойдет за наедине? — спрашивает она Азу.

— Сойдет, — бросает та.

— Если что, я убью тебя. — Клим, не моргая, глядит на нее. Он говорит спокойно, почти лениво, но по моей коже проходит мороз. — Я буду делать это очень, очень медленно, пока ты поименно не вспомнишь всех, чьи жизни украла.

Аза не реагирует на угрозу. Хосе, Ли и Ти провожают нас в конец галереи и идут обратно. Несколько секунд, довольно мучительных, бубновый король не произносит ни слова и просто разглядывает меня. А я — ее. Азу пошатывает: на бедре глубокая рана, бок мокрый от крови, а лицо все в ссадинах. Но мне не жаль ее. Ни капельки. Я держу меч и стараюсь, чтобы он не дрожал.

Наконец бубновый король начинает говорить — шепотом, совсем тихо, так что мне приходится немного податься вперед.

— Ну что, ты не догадалась, откуда у меня кулон твоей бабки? — Черные глаза блестят от любопытства. — Вижу, что нет. Ты вообще не думала об этом. Простительно при твоей занятости. — Аза облизывает разбитую губу. — Когда я пришла, она приняла меня за мою мать. За эту истеричку, вечно ноющую, что мы не имели права входить в масть. Может, и не имели, но отбирать веселее, чем принимать подачки. — Она кивает. Не мне, самой себе. — И я забрала жизнь твоей бабки. Так же как своей матери и ее родителей. Так же как сотни других.