Московский вектор - Роберт Ладлэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отправь их домой. Скажи, тебе нездоровится. Никто не должен видеть, что ты уезжаешь.
– Непременно отправлю, – протараторил Кесслер.
– Молодец, Ульрих, – похвалил Ренке довольным голосом. – Тогда сложностей, думаю, не возникнет.
* * *
Специалист по звукозаписи в наблюдательном фургоне ЦРУ с растерянным видом снял и протянул Рэнди наушники.
– Послушай, что удалось записать.
Рэнди надела наушники, специалист перемотал запись назад и нажал кнопку воспроизведения. Рэнди услышала пронзительный вой, разбавленный помехами, и повела бровью.
– Шифруются?
– Еще как! С таким серьезным программным обеспечением для шифрования я нигде не сталкивался – только у нас.
– Интересно, – пробормотала Рэнди.
Специалист улыбнулся.
– Интереснее некуда. Надеюсь, преобразовать этот вой в понятный текст сумеют в АНБ. Но на это может уйти несколько недель.
– Хотя бы номер, который Кесслер набрал, удастся вычислить?
Спец покачал головой.
– Боюсь, нет. Тот, кто прокладывал коммуникационную сеть, услугами которой мерзавец воспользовался, знал, в какой участвует игре. Каждый раз, когда мы приближались к истине, сигнал перепрыгивал к другому номеру.
Рэнди нахмурилась.
– А ты смог бы проложить такую сеть?
– Я? – Специалист медленно кивнул. – Разумеется. Если бы мне предоставили несколько недель времени, море денег и неограниченный доступ к программному обеспечению других телекоммуникационных корпораций.
– Получается, о безопасности нашего дорогого профессора Ренке заботится множество влиятельных друзей, – протяжно произнесла Рэнди.
Вторая специалистка посмотрела на нее с улыбкой.
– Не зря ты «поселила» так много «жучков» в кесслеровском кабинете.
Рэнди кивнула.
– Нутром почувствовала, что с этими людьми, кем бы они в итоге ни оказались, иначе нельзя.
– Аудиодатчик работает прекрасно. Все, что говорил во время беседы Кесслер, записано. Когда уберу акустические шумы и усилю звук, расслышим и реплики его приятеля.
– А сигналы набора сможешь распознать? – спросил ее коллега.
– Запросто.
– Отлично! – Он повернулся к Рэнди. – Тогда никаких проблем. Понимаешь, у каждой телефонной кнопки свой звук. Если мы воспроизведем их все и составим в правильной последовательности, узнаем номер.
Рэнди понимающе кивнула.
– У нас появится ниточка, которая укажет путь в их телекоммуникационный лабиринт, – с серьезным видом продолжил специалист. – На это придется потратить какое-то время, но шаг за шагом мы выйдем на того, с кем разговаривал Кесслер.
– Им может оказаться и сам Вольф Ренке. – Глаза Рэнди злобно блеснули. – Тогда я лично порасспрашиваю у него об «опекунах», а потом он сядет за решетку – до скончания своего жалкого века.
– А с Кесслером что будем делать? – спросила специалист по звуку.
Рэнди презрительно улыбнулась.
– Герр Кесслер путь еще немного попаникует. А мы подождем. Интересно узнать, кто за ним явится.
* * *
Москва
Эрих Брандт нетерпеливо расхаживал взад и вперед по кабинету, разговаривая по засекреченной линии с Берлином.
– Вам даны приказы, Ланге. Вот и выполняйте их.
– Хотите, чтобы мы добровольно залезли в пекло?
– О чем ты?
– Американцы определенно наблюдают за виллой Кесслера, – пояснил Ланге. – Как только мы там появимся, нас схватят.
– Ты уверен, что операцию проводит ЦРУ? – спросил Брандт, с трудом усмиряя гнев.
– Уверен, – ответил Ланге. – Как только от вас поступил сигнал тревоги, я подключил к расследованию людей из местного правительства.
– И?
– Изабелла Штан, государственный обвинитель из Министерства юстиции, существует в действительности, – сказал Ланге. – Только сейчас она в декретном отпуске, вернется на работу не ранее чем в следующем месяце. И потом, никакого дела на Кесслера никто не заводил.
– Выходит, американцы вынудили его обратиться к нам за помощью хитростью, – угрюмо произнес Брандт.
– Да, – подтвердил Ланге. – Теперь они попытаются выяснить, куда Кесслер позвонил.
Брандт остановился посреди кабинета. «Если американцы найдут Ренке, узнают и о лаборатории, где создается ГИДРА, – пришла на ум страшная мысль. – Тогда и мне будет несдобровать».
– Это возможно?
– Не знаю, – медленно сказал Ланге. – Разгадыванием головоломки займутся ЦРУ и АНБ. Специалисты и техника у них отменные.
Брандт нехотя кивнул, соглашаясь с подчиненным. Американские агенты выдающимися способностями не отличались, но электронщикам и спецоборудованию США в мире не было равных.
– Тогда уничтожьте эту команду ЦРУ, пока не поздно. – Глаза Брандта сделались холодными, как лед.
– Мы понятия не имеем, где их искать, – честно признался Ланге. – По-видимому, они следят за домом из машины либо из соседнего здания. Бесцельно болтаться по Грюневальду в надежде, что мы случайно на них наткнемся – об этом не может быть и речи. Надо собрать сведения об операциях ЦРУ в Берлине, и скоро эти сведения будут у нас в руках.
Брандт кивнул – Ланге опять был прав.
– Хорошо, – сдержанно ответил он. – А я немедленно свяжусь с Малковичем. У шефа есть спецагент в Кельне, который может здорово нам пригодиться.
Московскую кольцевую автодорогу опоясывают ряды невзрачных серых многоэтажек – безликие пристанища, построенные коммунистами-бюрократами для простолюдинов, которые некогда устремлялись в советскую столицу в поисках работы. Система, породившая дома-уроды, погибла почти двадцать лет назад, но их и теперь заселяли сотни тысяч беднейших москвичей.
Джон Смит и Фиона Девин осторожно поднимались по лестнице одного из зданий. Темный подъезд освещали тусклым мерцающим сиянием голые лампочки. От выщербленных потрескавшихся ступеней невыносимо воняло, ржавые перила в некоторых местах были страшно изогнуты.
Пахло отвратительно: дешевым дезинфицирующим порошком, от которого начинали слезиться глаза, вареной капустой; из темных углов, где скапливались пакеты с мусором, тянуло мочой и грязными подгузниками. Все кругом красноречиво говорило о судьбах немыслимого количества людей, вынужденных жить друг с другом бок о бок и не имеющих достаточного количества горячей воды, чтобы поддерживать в доме чистоту.
Крошечная однокомнатная квартирка, в которую направлялись американцы, ютилась на четвертом этаже, за старой, потертой дверью. Здесь жили родители Михаила Воронова, семилетнего мальчика, умершего от таинственной болезни.