Домино - Иселин К. Херманн

Спасибо. Можно открыть?

Какой ты глупый. Это же секрет, дурачок!

Сабатин, иногда я думаю, не являются ли два человека закрытыми шкатулками, каждая из которых содержит ключ к другой.

Она смотрит на него. Моя шкатулка открыта. Она не знает, что могла бы завладеть им больше, если бы хотела его меньше. Манон всегда это знала. Манон!

Все вылеты похожи друг на друга. Но не прилеты. Сабатин звонит Берт. Может ли она переехать к ней на некоторое время?

Зефир сообщает адрес на Монмартре, по которому ему можно отправить одежду. У Чарли только две комнаты, но ничего страшного, это же ненадолго.

Манон, говорит он в телефон, а не взять ли нам еще шестнадцать лет?

Она кладет трубку.

Предложение прозвучало неубедительно, но было честной попыткой примирения. Понедельник, черт возьми! В понедельник он должен забрать Лулу у няни.

Если это еще раз повториться, мсье Токе, я больше не буду с ней сидеть, говорит няня, когда он приходит с опозданием на пятнадцать минут.

Лулу спит, моросит дождь, он садится возле кафе на улице Лафайет и ждет Роз. Как долго она! Он звонит в «Bouquet du Nord».

Токе? Хорошо, что ты звонишь, Роз вся запыхавшаяся, я задержусь на полчаса, столько дел сегодня.

Он звонит мадам Флёри. Эрик? Хорошо, что ты звонишь. Телефон берет Жан, который деловым тоном сообщает, что у пациентки рецидив. Вчера ее выписали из клиники и через три дня операция. Но ты можешь с ней поговорить.

Алло! Голос у старухи хриплый. Нет, я чувствую себя ужасно. Но я вполне довольна, что вы сняли свою кандидатуру.

Снял кандидатуру, что вы имеете в виду?

На вас же совсем нельзя рассчитывать. Эрик! Шарлатан, с которым было весело, но в моем состоянии мне нужен кто-то более надежный и ответственный, и я взяла на работу вместо вас мсье Жана. Жан не способен развлекать меня так, как вы, я сообщила ему об этом, но знаете, жизнь долгая, так что почему бы не получить от нее все самое ужасное? Она задыхается. До свидания, Эрик, вы меня утомляете. Но вы можете заскочить как-нибудь, выпить со мной бокальчик чего-нибудь и получить свои деньги.

Под конец разговора Лулу уже рыдает в коляске за телефонной будкой. Вот она. Наконец-то. Роз.

Токе, я так рада тебя видеть, у тебя все хорошо? Я была счастлива, что ты позвонил и спросил, что бы я хотела из Венеции.

Из Венеции?

Ну да, золотые туфельки.

Про золотые туфельки он забыл, и у него нет никаких сил сочинять историю. Роз, я переезжаю.

Да? Она обнимает его за шею. От жены?

Я встретил другую.

Роз останавливается, от чего коляска дергается. Что ты такое говоришь?

Что слышишь.

Ты хочешь сказать, что встретил другую женщину, с которой будешь жить? Голос Роз резкий. Ты предатель, ты… что ты вообще о себе возомнил?

Перестань кричать, слышишь?

Нет уж, можешь не сомневаться, не перестану. Я, значит, ухаживала за твоим ребенком, сдерживала обещание делать вид, что не знаю тебя, когда мы встречались на улице, а ты шел со своей женой, я терпеливо ждала, что мы будем вместе, и ты вот так вот со мной поступаешь!

Роз, послушай, давай пойдем домой. Мы не можем стоять посреди улицы.

Знай, ты больше никогда не придешь ко мне. Скажи мне только одно, кричит она, скажи мне, ты специально прикидываешься тупым, чтобы легче от меня отделаться, а? Специально? Сволочь. Она плюет ему в лицо и начинает рыдать. Нет, Токе, перестань. Она вырывается. Не тебе меня утешать, идиот. Она поворачивается, чтобы уйти.

Но, Роз… а как же Лулу?

Ты никогда не признавал отцовство. Я сама позабочусь о Лулу. И если ты когда-нибудь покажешься снова… то… знай, у тебя больше нет дочери.

Но, Роз, ты не можешь взять и…

Уж поверь, могу. Слезы исчезли. Она просто зла. Она с коляской перебегает на красный свет. Велосипедист тормозит, падает, кричит ей вслед. Но Роз ничего не слышит.

Для счастья и несчастья действует одно и то же правило — закон Маттеуса: тому, у кого есть, нужно давать, и у него всего должно быть в изобилии; но у того, у кого нет, нужно забрать даже то, что у него есть. Странный принцип заключается в том, что состояние умножает и усиливает себя: когда ты счастлив, то тебе попутный ветер: люди улыбаются, тебе предлагают работу, возвращают деньги с налогов, ты не выигрываешь в лотерею, потому что удачлив в любви. Но когда счастье отворачивается, то ты все еще не выигрываешь в лотерею, потому что неудачи преследуют тебя. Возникает трещина в любви, рушатся иллюзии, растет квартплата и ты падаешь с велосипеда, так что покривилось заднее колесо. Токе помогает мужчине подняться и сует ему коричневую денежную купюру, но велосипедист плюет ему в лицо и бросает купюру на землю. Ему, черт возьми, не нужно сочувствие. Сумасшедшая!

Сабатин приоткрывает дверь в комнату Фредерика. Его дыхание легкое и ровное. Бейсбольная бита стоит около письменного стола, плакат со Снуп Догом над его кроватью еле держится. Она отлично это знает. Он все еще спит с медвежонком. Она не осмеливается идти к Колетт, она так чутко спит, что ее легко разбудить. Франсуа сидит на кухне. Его глаза стеклянные. Бутылка вина, стоящая перед ним, вряд ли первая. Она садится напротив.

Ты можешь меня простить?

Как много раз они сидели вот так, напротив друг друга. Как много раз она смеялась над тем, что он сказал. Это доставляло ему радость. И ей.

Ты считаешь, мы должны говорить об этом? Могу ли я простить тебя? Простить, что ты разбила нашу жизнь? Он подавлен. Сабатин, ты помнишь, когда мы говорили о той синей картине, которую я закончил и которую ты не видела законченной? Тогда я сказал тебе, что я просто почувствовал, что закончил ее. Полностью закончил. Думаю, лучше поговорить об этом.

Но, Франсуа, я не такая. У меня все не так, и ты это отлично знаешь.

Это не только вопрос о том, что чувствуешь ты, как чувствуешь себя ты. Мы обещали друг другу… Франсуа встает, оставляет кран с холодной водой включенным, брызгает водой на лицо. Но разве сейчас это имеет значение. Все не важно. Все, что осталось, — это подмести после представления фантики и попкорн.

Наша жизнь была не такой. Это не было просто походом в кинотеатр, и ты тоже так не думаешь.

Я не знаю, что я думаю, но все разрушить решила ты, Сабатин.

Я не хотела разрушать… это было, просто… как будто меня больше не замечали. Говорят, что двери брака открываются изнутри. И мне казалось, что ты скорее был женат на своей работе, чем на мне. И вот внезапно появился тот, кто увидел меня.

Что я должен сказать в свое оправдание?

Это не обвинение, Франсуа. Это же мне… она сидит и смотрит в потолок, пока слезы текут по ее шее… мне стыдно. Стыдно, что моя жизнь рухнула. Я просто не могла по-другому.