Небо в алмазах - Анатолий Галкин

Чуть не силой матушка заставила Мамаева остаться ночевать. После ужина с шампанским начали размещаться. Две комнатки наверху достались Лиле и Никите. А режиссер ночного спектакля залегла внизу.

Где-то в час ночи молодой ученый проснулся от шороха и мерцающего света. Открыл глаза – перед ним со свечой в руке стояла очень милая испуганная девушка. Такую он никогда не видел – распущенные волосы и прозрачная ночная рубашка чуть пониже пояса.

Лиля присела к нему на кровать: «У меня там мотылек летает. Я так испугалась. Можно, Никита, я у вас пережду, пока он улетит».

Сказала и юркнула к нему под простыню. Обняла, прижалась, затрепетала, распаляя его теплом своего тела… Распалиться он не успел. Он вообще плохо разгорался, а тут еще и времени не было.

Лестница затопала, заскрипела, и в комнату коварного соблазнителя ворвалась будущая теща. Она билась в истерике и кричала в открытое окно: «Какое несчастье… О, моя невинная девочка! Что сделал с тобой этот негодяй… Вы, Никита, как честный человек обязаны… Я не вынесу позора… Завтра идем в ЗАГС. Свадьба через две недели. Я уже обо всем договорилась».

Завершив коллегию о разгроме коррупции министр Мамаев сразу поехал на Рублевку. Суббота все-таки…

Уже по первым вкрадчивым интонациям жены он понял, что предстоит трудный разговор.

– Никита, я приказала баньку истопить. Пойдем?

– С удовольствием!

Елизавета Егоровна четко усвоила уроки мамаши. Мужика нельзя брать нахрапом. Надо создать обстановку, разогреть, распалить и тогда уже хватать. Брать тепленьким!

Министр лежал на спине весь в мыле, а Лиля усердно терла его живот. Не чем ни будь, а натуральной губкой, привезенной из Греции.

– Ты слышал, Никита, твой зам Чаусов своей жене бриллиантовый гарнитур купил.

– Ну и что?

– Алмазики по три карата.

– Ну и что?

– Ты в армии служил, Никита?

– Бывал на сборах. Ну и что?

– Ты видел, какие звезды у генерала, а какие у полковника… Представь, Никита, собирается толпа офицеров. Целый полк или даже рота. И выходит к ним генерал с одной маленькой звездочкой. Как у простого лейтенанта.

– Не понял я твою аналогию… Ты что на одном месте трешь? У меня дырка в животе будет. Пониже давай!

– Не волнуйся – тебе вредно… А аналогия в том, что ты на своем месте генерал, а твой зам Чаусов – полковник. И нельзя допустить, что на его Нинке по три карата будут светиться, а твоя бедная жена должна в полуторных ходить. Как лейтенант какой-то… Перевернись на живот!

Мамаев встал, оглядел голую жену, заляпанную хлопьями мыла, и понял, что она в чем-то права. В их кругу все происходило по правилам. По понятиям! По ранжиру… Он же специально построил коттедж чуть меньше, чем у зампреда Правительства. А у Чаусова чуть меньше, чем у него. Значит, и в бриллиантах должно быть соответствие… Он зачерпнул ковш холодной воды и плеснул на свой горящий красный живот. Почесал затылок и плюхнулся на лежак, подставляя Елизавете министерскую спину и все остальное.

– Никитушка, я уже была у ювелира и купила чудесный комплект… Купила, но пока не оплатила. Деньги нужны через три дня.

– Сколько?

– Полтора миллиона.

– Рублей?

– Дурак!

– Значит долларов… И где я тебе их возьму?

– У Храповицкого. Ты же говорил, что он тебе два миллиона обещал.

– Замолчи, Лиля! Об этом даже и не думай! Он мне взятку предлагал… Ты знаешь, какой будет ущерб для государства, если я подпишу ту бумагу для Храповицкого?

Даже спиной Никита Сергеевич почувствовал, что легко ранимая Лиля начинает плакать – хныкать и подвывать. Этого он никогда не мог вытерпеть.

– Не надо, Лилечка, не плачь.

– Нет, надо! Буду плакать… Тебе всегда государство важнее, чем я. Не те времена, милый! Сейчас человек важнее… А ты и так мне всю жизнь испортил. Я секса хочу, а что ты мне можешь дать?

– Вспомнила! Раньше надо было… Мне уж шестьдесят.

– А мне пятьдесят. Самый разгар. Я баба-ягодка опять…

– Это, когда сорок пять – баба ягодка опять.

– А я, Никита, поздно начала этим заниматься. Вот и сдвиг произошел… Короче, выбирай – или активный секс, или берешь деньги у Храповицкого.

Оба они хорошо понимали, что реального выбора у Мамаева не было. Взятку он мог бы взять запросто. А вот со второй альтернативой не получилось бы ни при каких обстоятельствах.

– Хорошо, Лиля. Я возьму эти грязные деньги. Но только и на тебе грех будет.

– Согласна! Через недельку вместе в церковь пойдем. Будем вместе грешить, вместе каяться… Хочешь мне шею намылить?

Она с трудом уместилась на топчане, подставляя свое весомое складчатое тело под натуральную греческую губку.

Легкий массаж доставлял удовольствие. Лиля урчала и улыбалась, вспоминая, как ловко она решила проблему… Мама правильно говорила: нельзя давить на мужика. Надо всегда оставлять за ним право выбора.

* * *

Звонок в квартире Арсения Хрекова пел соловьем уже четверть часа, но хозяин не откликался.

Сытин и Верочка спустились вниз и уселись на лавочке у подъезда. Очень не хотелось уходить с пустыми руками.

Двор был пустынным. Где-то на детской площадке дородная бабушка с двумя внуками и бомж, шедший прямо на них. В его глазах было не просто любопытство, а конкретный интерес.

– Вы не Арсения ждете?

– Да. Но как вы догадались?

– Не вы первые… Вы что предпочитаете: водку или виски?

– Мне, пожалуйста, коньяк, а вот Верочке шампанское, если можно.

– Можно! Давайте деньги… Тысячи вполне хватит. Ждите за тем столиком, что у гаражей.

Сытин с Верочкой послушно пошли в дальний угол двора, а бомж с денежкой побежал куда-то за дом.

Вернулся он быстро. Шел солидно, с гордо поднятой головой и с красивым пакетом, в котором призывно позвякивали две бутылки. А еще там были шоколадки и пластиковые стаканчики.

Бомж не гнал лошадей. Он знал этикет английских лордов и после первой заговорил о погоде. После второй – об искусстве:

– Что с нами происходит? Как низко пало наше общество. Для большинства «Кривое зеркало» милее Чайковского… В школьные годы я пять раз смотрел фильм про Евгения Онегина. Все песни запомнил. Хотите – спою?

– В следующий раз.

– Не любят у нас высокого искусства. Лень наверх подниматься! Проще лежать в болоте и с Дубосянами хихикать… Молодежь даже не знает, кто там, в малиновом берете с послом испанским говорит.

– Ужель та самая Татьяна?