Земля 2252 - Сергей Куц

Потому что «высокий уровень уличной преступности обуславливает значительную вероятность возникновения опасных для жизни, имущества и здоровья граждан инцидентов». Нетчип изъяснялся протокольной казенщиной.

До метро совсем недалеко. Пока шла до станции, Ливадова рассматривала встречных людей. В центре столицы неграждан немного; вероятно, здесь для них запретная зона. В подземке, когда села в поезд, число неграждан заметно прибавилось. Над каждым, кто имел неполноценный статус, появлялась проекция надписи с соответствующим указанием.

Еще стоя на платформе, Женька обнаружила, что некоторые граждане смотрят на неграждан с брезгливым выражением на физиономиях, причем порой высказывали свое отношение открыто и держались они от полуграждан на расстоянии. Настолько, насколько это было возможно. Такие садились только в вагоны для граждан.

А у самих те еще морды. Отвратительные рожи.

Однако равнодушных к окружающим было все же большинство. Они не обращали внимание на проекции либо не видели их. Нетчип предложил отключить выведение информации о гражданском статусе. Женька согласилась, и проекции рядом с людьми действительно исчезли, однако девушка быстро вернула функцию распознавания гражданского статуса. Надо в полной мере разобраться, как видят мир ее новые соотечественники.

Через семь остановок в вагон зашел немолодой мужчина в строгом темно-синем костюме, очках и лакированных ботинках. В руках он держал дипломат из коричневой дорогой кожи с золоченными замками. Весьма респектабельного вида гражданин, как по старой привычке назвала его Ливадова. Только гражданином он не являлся — нетчип повесил краткое сообщение рядом с лицом вошедшего. Это был раб, собственность некого Ахмешина В.В., с которым можно тут же связаться при помощи гиперссылки.

Облик раба ничем не выдавал его положение, и, глядя на него, Ливадовой сделалось донельзя противно от понимания, кто перед ней. Вернее, от осознания факта, что людей в прекрасном новом мире делят на сорта. Это противоестественно, так быть не должно!

Вспомнилось свое недавнее прошлое. Женька почувствовала, что кровь отходит от лица, она побледнела. Разозлилась на мир, на эти дурацкие корпорации, которые ввели в закон самую низость человеческую. То, что один может принадлежать другому, и являться не более, чем имуществом.

Понимание острой, режущей душу несправедливости столь сильно навалилось на Ливадову, что на несколько мгновений стало трудно дышать. Ясно теперь, отчего многие из граждан, что сидят рядом, никак не реагируют на неграждан. У них просто отключено распознавание статуса людей. Хотелось верить, что подобных людей, нормальных среди граждан Красного сектора все же большинство.

А еще Женька дала себе зарок. Если от нее вдруг хоть что-нибудь будет зависеть, она постарается сделать все, чтобы рабство отменили. Ну или почти все. Действовать во вред себе девушка не собиралась.

Поезд по меркам метро ехал долго; и чем дольше, тем меньше в вагоне оставалось граждан Корпорации. До конечной станции в вагоне вместе с Ливадовой ехали уже только полуграждане. По внешнему виду у большинства с деньгами явные проблемы. Одежда многих порядком ношенна, у некоторых и неряшливая. Кое-кто пьет, не просыхая, это понятно по опухшим рожам. У того с головой не все в порядке — взгляд бегающий, пальцы дрожат и стоит, будто пританцовывает.

Голос в динамике сообщил, что прибыли на конечную станцию:

— Остановка «Двести одиннадцатый сектор».

Пассажиры потянулись к раздвижным дверям. На перроне прибывших встречали сразу две двойки полицейских. Их взгляды были холодны и предельно подозрительны. В бронежилетах, вооружены короткоствольным пистолетами-пулеметами.

Полицейских будто не видели, до того они привычны местным, как часть интерьера подземки. Зато Ливадова ближайших патрульных заинтересовала. Она чувствовала на спине пару внимательных взоров все время, пока шла по перрону. Однако появление гражданки здесь, на окраине Красноярска, никаких законов не нарушает — ее не окликнули и не остановили.

Стены станции были раскрашены в косые полосы. Желтый и черный цвета, попеременно. Давит на мозги, как в клетке идешь либо в тюрьме. Очень неуютно себя чувствуешь. Ливадова даже ускорила шаг, дабы скорей выбраться на поверхность.

Толпа вынесла из метрополитена, и снаружи действительно полегчало. На выходе снова обнаружился полицейский патруль и снова на Ливадову косились. Она единственная гражданка, не считая сотрудников правопорядка, средь окружающих.

Ступени, что вывели из подземки, упирались в асфальт широкого тротуара. За ним многополосная автострада с оживленным движением. На противоположной стороне трассы огромный зеленый массив. Настоящий лес — куда ни кинешь взгляд, везде только деревья.

Вдоль всей автострады за узкой, в отличие от этой стороны дороги, полоской тротуара высился ячеистый забор в два человеческих роста. Саму десяти полосную загруженную дорогу тоже не пересечь. Сумасшедший трафик, светофоров не видать, нет надземных или подземных переходов, ни даже банальной «зебры». Забор вдоль всей кромки леса недвусмысленно говорил, что кусочек природы здешним жителям Красноярска не предназначается.

Они же в сторону леса и на автомобили не смотрели. Для них был свой забор, к которому и двигался людской поток. Женька непонимающе смотрела на жилой массив из двадцати и тридцатиэтажных домов, что выстроились вдоль прямой, вытянутой на многие километры автострады. Вся территория вдоль магистрали обнесена таким же ячеистым забором, что и лес на противоположной стороне от дороги.

Съезды с магистрали разрезали двести одиннадцатый сектор на кварталы, и каждый вход и въезд в зону за темно-серым забором проходил через раздвижные ворота. По обе стороны от них стоят наблюдательные вышки с гроздью прожекторов. А еще усиленный пост полиции.

Отдельно воздвигнутое двухэтажное здание со своим собственным двухметровым ограждением. Рядом два патрульных автомобиля и один броневик с пулеметом на крыше и полтора десятка полицейских, половина из которых в экзоброне и с штурмовыми автоматами.

Никто, кажется, не замечал ни полицейских, ни забор, ни ворота, мимо которых проходили в двести одиннадцатый сектор, но на Ливадову увиденное производило гнетущее впечатление. Это как… Гетто! По-другому не назовешь. Ограждение! Полиция, усиленная тяжелым вооружением. Будто и не за порядком следят, а как оккупанты. Люди, что шли мимо Женьки, как минимум вызывают крайнюю подозрительность у Красной корпорации и откровенно чужды ей. От них отгородились стеной и вооруженными до зубов полицейскими. Странно, что нет немецких овчарок. Отлично дополнили бы общую картину, окончательно стало бы похоже на внешнюю границу гетто.

Однако двести одиннадцатый сектор и являлся настоящим социальным гетто, в чем Женька убеждалась, разглядывая периметр и блок-пост у ворот. Интересно, ночью выпускают? Сейчас, днем, внутрь и наружу спокойно двигались два потока людей и автомобилей.

— Евгения Константиновна?

Девушка вздрогнула от неожиданности. Откуда только взялся полицейский? Вроде не было рядом. Офицер приветливо улыбнулся, это здешние полицейские умели. Одет, как патруль в метрополитене, тоже в бронежилете, на плече ремень пистолета-пулемета. Смотрит на Ливадову через темные очки, и не поймешь, что у него на уме. Появление полицейского испугало девушку. Нервы у нее, оказываются, сейчас не в порядке. То, что она наблюдала перед собой, столь неприкрытую сегрегацию людей, взволновало чересчур сильно.