Чужая жена - Кэтрин Скоулс

Мара перевела взгляд на неповрежденный глаз, прикрытый веком в опушке ресниц — вот и все, что напоминало прежнюю Лилиан. Мара заслонила рот рукой:

— Что с ней?

— Трещины в двух ребрах, — ответил доктор Хемден. — Ушиб коленной чашечки — в ней было полно крови. Я ввел иглу и откачал кровь, насколько это удалось, но нужно будет повторить. Сейчас я дал ей успокоительное — закончится действие анестезии, и боль будет чувствительной. Множественные порезы и гематомы, но это пройдет без особых последствий. Единственный шрам, который будет заметен, — на голове, но он будет скрыт под волосяным покровом. А зубы — те и вовсе в порядке. Кстати, она только и спрашивала, что про них.

Мара испытующе посмотрела на него: знал ли он, что за пациентка перед ним, или попросту сделал для себя вывод, что любую женщину в силу ее природы прежде всего волнует, что у нее с лицом?

— Кроме того, — как ни в чем не бывало, бесстрастно продолжал доктор Хемден, — у нее сильная головная боль, что может быть следствием сотрясения мозга. Но в данных обстоятельствах трудно сказать точно. Это может быть вульгарный похмельный синдром.

Когда он перевел взгляд с Мары на Карлтона, его глаза осуждающе сузились, словно тот потакал ее пагубной страсти.

— Она призналась, что пила в отеле — и, как по мне, выпила немало. Должно быть, авария случилась прошлым вечером. Джозеф наткнулся на нее сегодня на рассвете, когда ехал на своем грузовике в Кикуйю. — Том бросил быстрый взгляд на неподвижную фигуру, распластавшуюся на кровати. — Ей очень повезло. Все могло быть гораздо хуже.

— С ней все будет в порядке? — требовательно спросил Карлтон.

— Поправится, — ответил доктор Хемден.

Карлтон облегченно прикрыл глаза:

— Слава Богу.

Взгляд Мары был прикован к изножью кровати, где лежала аккуратно сложенная блузка, сшитая, как показалось ей, из ткани «под леопарда» — такие блузки женщины обычно выбирают для сафари. Немного погодя до нее дошло, что это уже виденная ею желтая шелковая блуза Лилиан, а «леопардовый принт» на ней — не что иное, как пятна крови. Эту блузу Мара запомнила потому, что заметила ее на вешалке в рондавеле Лилиан, не смогла удержаться и тайком ото всех погладила пальцами вышитую на кармашке монограмму «Кристиан Диор». Это случилось еще тогда, когда она отчаянно завидовала Лилиан, думая, что у той есть все, что нужно человеку для счастья…

В комнате повисла тишина, прерываемая лишь скрипом карандаша, которым медсестра-африканка водила по планшету. Стоя над ней, доктор наблюдал через плечо. Карлтон склонился над Лилиан и, прищурив глаза, вглядывался ей в лицо.

Проследив за его взглядом, Мара почувствовала, как ее сердце сжалось от сострадания. Ранимость, которую она и раньше чувствовала в Лилиан, сейчас приобрела телесные очертания: неподвижная фигурка в белой комнате в обрамлении решеток кровати. Лилиан походила на обиженного или даже побитого ребенка, нелюбимого и всеми покинутого.

— И что теперь будет? — спросил Карлтон.

— К счастью, у нас была возможность поместить ее здесь одну. Женские палаты переполнены. Это помещение предназначено для детей, его только что закончили. — Доктор махнул рукой в сторону памятной дощечки, прибитой к дальней стене: «Дар жителей Бексхилл-он-Си». — Она может побыть здесь, пока мы не перевезем ее куда-нибудь подальше.

— Подальше? — удивилась Мара. — Куда?

— Лучше всего в госпиталь принцессы Елизаветы в Найроби. Джозеф свяжется с БМА. — Доктор Хемден повернулся к Карлтону. — БМА — это «Братство миссионерской авиации». Возможно, им удастся прислать за ней самолет. Но вам придется за него заплатить. Я полагаю, вас это устроит?

— Да, конечно, — согласился Карлтон. — Все, что вы посчитаете нужным.

Несмотря на слова согласия, Мара уловила в его голосе неуверенность. Ей не нужно было видеть его лицо, чтобы понять, о чем он думает. Если Лилиан объявится в аэропорту Найроби — да и, если уж на то пошло, в любом другом аэропорту, — новость разлетится молниеносно. Со всех сторон налетят жадные до сенсаций фотографы и репортеры. Им не составит труда пронюхать о событиях в отеле Кикуйю. Мысленно Мара уже видела заголовки. «Пьяная голливудская звезда пострадала в автокатастрофе». И крупным планом лицо Лилиан, такое, как оно сейчас…

Во что бы то ни стало, нужно было уберечь ее от всего этого.

— Неужели и впрямь так уж необходимо ее перевозить? — спросила Мара. — Разве вы не можете присмотреть за ней здесь?

Она знала, что доктор Хемден — хирург и терапевт очень высокой квалификации.

Карлтон заговорил прежде, чем тот успел ответить.

— Конечно же, безопасность Лилиан имеет первостепенное значение. Но я уверен, что она предпочла бы остаться здесь. Конфиденциальность очень важна для нее. Я не знаю, отдаете ли вы себе в этом отчет, но эта женщина чрезвычайно известна. Знаменита, если уж на то пошло.

— Я знаю, кто она, — оборвал его доктор Хемден. — Именно поэтому я хочу, чтобы ее перевезли отсюда. У меня было множество пациентов, состояние которых было куда тяжелее, чем у нее, но мой госпиталь — не место для кинозвезды.

Он замолчал, взгляд его скользнул к открытому окну. Из компаунда до них доносился детский плач; вернее, даже не плач, а хныканье ребенка, который болен уже давно и, смирившись с болезнью, признает свое поражение. Проследив за его взглядом, Мара увидела Хелен — она мелькала в толпе амбулаторных больных. Мара догадалась, что она, должно быть, объясняет больным, что доктор задерживается из-за непредвиденных неотложных обстоятельств. Хелен выглядела как обычно: опрятная, спокойная, расторопная.

— Для начала, кто будет ей готовить и стирать ее вещи? — спросил у Мары доктор Хемден.

Карлтон перевел на нее недоумевающий взгляд.

— Здесь, в бушах, больницы вроде этой не могут обеспечить питание, — пояснила Мара. — Еду приносят родственники больных.

Она повернулась к доктору:

— Если я смогу организовать необходимую помощь, вы позволите ей остаться?

Доктор помолчал, словно мысленно спорил сам с собой, затем кивнул:

— Хорошо. Но я хотел бы еще раз уточнить: мой персонал не может предоставить ей особый уход.

— Спасибо. Мы вам очень признательны, — за всех поблагодарила Мара, лихорадочно пытаясь сообразить, кто из деревни мог бы присматривать за Лилиан. Может, жена Кефы? Мара попыталась представить Эдину на сиденье «лендровера», с трудом удерживающей в подоле набор миниатюрных тарелочек для Лилиан, — она сочтет это нелепым. Да и ее знания английского, правду сказать, недостаточно для общения с актрисой. Мара закусила нижнюю губу, тщетно пытаясь найти другой выход. Затем вновь выглянула в окно.

— Погодите минутку.

Она метнулась из палаты на улицу и мгновение спустя уже стояла у старого фигового дерева рядом с Хелен.

Хелен удивленно обернулась: