Охота полуночника - Ричард Зимлер

— Нет, и Полуночника ты тоже никогда не забудешь. Я не это хотел сказать… О, Джон. Ты думаешь, Полуночник хотел бы, чтобы ты лежал здесь целыми днями, словно в небе погасло солнце? Он бы хотел, чтобы ты танцевал — танцевал даже перед лицом его смерти, если нужно, но все же встал и продолжал жить дальше.

Я понял, что плохо думал о папе: он понимал мою близость с Полуночником лучше, чем я ожидал. И я почувствовал, как во мне снова пробивается чувство любви к нему.

— Папа, разве ты не скучаешь по нему?

— Я скучаю по нему каждый день, Джон. Но жизнь… она не такая, как нам хочется. Мы теряем тех, кого любим, одного за другим. Я потерял своих родителей, а теперь потерял Полуночника. А твоя печаль, парень… Твоему старому отцу сложно выносить ее. Я ведь не отчаиваюсь перед тобой, потому что не имею права поддаваться своим чувствам. Я должен содержать семью. Мне нужно работать, Джон. Я должен жить дальше и не могу себе позволить такую роскошь, как отчаянье.

Я заплакал, раскаиваясь в своем непонимании по отношению к нему.

— Прости, что сказал, будто ненавижу тебя… и что обвинял тебя. Разве я могу ненавидеть тебя?!

Он вытер глаза от слез.

— Джон, я тоже презираю себя. Гораздо больше, чем я мог только себе представить. Возможно, даже гораздо глубже, чем ты.

И я пообещал ему, что снова начну выполнять свои обязанности, но не помню, что он ответил. Его признание в том, что он презирает себя, было так неожиданно и так непохоже на него, что я весь день думал только об этом.

Зиму и весной этого года между моими родителями произошло столько непонятных вещей, что я начал подозревать, что отец и мать не все рассказали мне о смерти Полуночника.

Не желая испытывать рассудок мамы, я расспрашивал только отца. После нескольких разговоров я убедился, что мои подозрения были совершенно беспочвенны.

Вскоре я уже был в состоянии чистить картошку, качать воду из колонки, разводить огонь, ходить на рынок и выполнять все, что от меня требовали — такова природа человека. Мать снова вернулась к нормальной жизни, теперь уже навсегда. Ее способность снова взять на себя все обязанности матери и жены, говорили о большой силе духа.

Но я совершенно уверен, что она лишь притворялась сильной: та женщина, которой она была раньше, перестала существовать.

— Таков наш удел в этой жизни — идти вперед, несмотря ни на что, — сказала она мне однажды.

Она взяла в привычку менять тему разговора каждый раз, когда речь заходила о главном. В этом случае она отвечала, чтобы я ел свой суп, или что я стал таким занудным, что хоть плачь, и якобы я не хочу, чтобы ей стало лучше. Иногда она просто говорила, что я уже мужчина и волен поступать, как мне угодно.

Однажды я впервые за много недель сказал:

— Я скучаю по Полуночнику. Каждый день скучаю по нему.

Мать не смотрела на меня.

— Разве ты не скучаешь по нему? — спросил я, наклонившись вперед от нетерпения. — Помнишь наш первый ужин с ним? Когда он сказал, что Африка осталась в прошлом. Помнишь, как мы считали его сумасшедшим?

Не говоря ни слова, она отложила ложку, встала и направилась к лестнице. Я крикнул ей вслед слова извинения, но она даже не обернулась.

Даже мое возвращение к прежней жизни не смогло восстановить отношения между нами. Папа больше не рассказывал мне шотландских сказок, не подходил сзади к маме, чтобы испугать ее поцелуем, а его поездки в верховья реки перестали быть препятствием нашему счастью. Мама уже не пыталась рассмешить папу и не делала мне замечаний за то, что я перепрыгивал через две ступеньки, а я не советовался с ними, какую мне выбрать профессию.

Теперь мне ясно, что с того момента, как отец вернулся домой один, крах нашей семьи стал неизбежен. У нас была возможность изменить судьбу, но только намного раньше, если бы, например, меня взяли в это роковое путешествие с папой и Полуночником.

Я уверен, что смог бы предотвратить трагедию, и часто сожалел об этом. Даже сегодня я вижу кровь на своих руках.

Целый год я не разговаривал с родителями о Полуночнике.

Я никак не мог понять, почему мама не хотела поговорить со мной о нем, хотя бы несколько минут. Я не представлял, как мы дошли до такой жизни.

Каким нелепым сейчас это ни кажется, но когда обе стрелки часов указывали прямо в небо, мы говорили только «двенадцать часов», никогда не произнося слова «полночь».

Лишь после настоятельных просьб отца, через три месяца после смерти Полуночника, я возобновил уроки с профессором Раймундо. Однако я скоро обнаружил, что больше не могу терпеть его напыщенности.

В середине апреля я набрался храбрости и поднял эту тему за ужином с матерью.

— Мама я не могу больше терпеть профессора Раймундо. Мне бы хотелось учиться самостоятельно.

В апреле мне должно было исполниться шестнадцать лет, и в связи с тем, что мой домашний учитель был уволен, я вскоре приступил к новому самостоятельному стилю обучения. От меня теперь редко требовали особых усилий; единственным исключением были занятия с оливковыми сестрами по пятницам и изучение Торы с Бенджамином по воскресеньям после обеда.

Но все это протекало независимо от событий, существенно изменивших нашу жизнь. Именно в это время Наполеон нарушил спокойную и независимую жизнь нашего города, впрочем, как и всей Европы.

Единственными союзниками Великобритании на континенте оставались Россия и Португалия, и французский император в итоге обратил свое внимание на наш несчастный аванпост.

Наше королевство возглавлял в это время принц Жуан, наш регент. В августе 1807 года французские и испанские послы потребовали, чтобы он объявил войну Англии, передал флот французской армии, конфисковал товары на английских кораблях и заключил в тюрьму всех англичан, проживающих в королевстве. Но переговоры намеренно затягивались, благодаря чему жители Британии получили драгоценное время для отъезда из страны.

Отец убеждал мать и меня, что нам не нужно уезжать из Португалии. Будучи подданными португальской короны, мы были защищены от французской оккупации, а сам отец никогда не поддерживал прямые торговые связи с английским правительством или британскими фирмами. Он верил, что служба в Дуэрской винодельческой компании, единственном крупном коммерческом предприятии в Порту, гарантирует ему безопасность.

Мы не разделяли его доводов, но он не уступал.

На самом деле отец даже не помышлял о возвращении в Великобританию. Очевидно, он решил жить и умереть в Португалии, здесь страдать от неудачного брака или попытаться спасти его.

Двадцатого октября топор завис над головами самых верных европейских союзников: принц Жуан объявил войну Великобритании. Но принца ждало неприятное удивление: Наполеон и его испанские лакеи намеревались разорвать договор с Португалией и поделить территорию страны между собой. В конце октября союзная франко-испанская армия из восемнадцати тысяч солдат под командованием генерала Жюно перешла наши границы.