Ключ разумения - Александр Жарков

– Прощай, Мэг! – сказал Гистрион.

– Прощай, Алекс! – ответила Мэг.

И тут случилось чудо. По крайней мере, для Алекса. За воротами, обвитыми вьюном-ползуном с ядовитыми колючками, стояла карета со знакомым с детства гербом: на голубом небе серебряный ключ. Из кареты вышел крепкий старик низенького роста, с льняными кудрями до плеч и моложавым лицом.

«Метьер», – поразило молнией Гистриона. Но при чём здесь Метьер Колобриоль, это был дед, король Кеволима и Прочих Северных земель. Да, при чём здесь девакский лучник?

«Во всяком случае, они почему-то похожи, а я на деда точно не похож!» – отчего-то с раздражением подумал высокий темноволосый Гистрион.

– Сынок, живой! – захватив его в объятья цепкими трепещущими руками, припал к нему дед. Он него пахло какими-то ароматными духами и немного почему-то рыбой. – Поехали, поехали, пока ОН не передумал! – и стал заталкивать внука в карету.

Алекс просто потерял дар речи – так это всё было неожиданно.

– Погоди, а Мэг? – вдруг выдавил он.

– Разве это не ваша дочь? Он утверждал, что это его сестра. Родная, – вдруг возник рядом горбоносый.

– Какая дочь! Какая сестра! – закричал, как на базаре, перепуганный король. Не забудем, что всё происходило на фоне потухающих ночных костров с запахом горелого человечьего мяса. Дед не был трус, его просто тошнило. – Помогите же, увальни! – обратился он к двум своим рыцарям в тяжёлых доспехах. Упирающегося Гистриона затащили в карету.

– А ты пошла, страшило! – рявкнул дед на Мэг, а кучер яростно – вот тут уж страх! – стегнув лошадь, задел по лицу и Мэг, и та, охнув, отскочила в сторону, закрывшись руками. Это наблюдал в окошко принц Алекс. И карета помчалась прочь.

Гистрион сидел, обхватив голову руками.

– Не терзай себя, сынок, – уговаривал его старик. – И поверь, я тоже ничего бы не мог сделать. Еле ноги унесли. Брат суров и непредсказуем, хоть и старше меня всего на два года. Он основал кошмарное жуткое государство. Я тебе никогда не говорил про это, мне было стыдно. И кто она тебе, это чудище?

– Я поступил, как предатель! – взревел Гистрион. – Отпусти меня, отец, кто бы она ни была мне, я обязан её спасти!

– Несерьёзно для будущего короля! – ДЕД посуровел и дёрнул струны на лютне: её отбирали, а теперь, вишь, вернули. – Побыл в шутах, и довольно! Ты мой единственный наследник. И земель, и замков, а главное… Я всю жизнь в походах, я честно искал Шкатулку. Не нашёл! Но Ключ от неё у меня! И тебе я должен его передать! Вот е г о ты единственный наследник, пойми это! А не то отберут, потеряют, уничтожат! – Он волновался. – А это какая-то страшная девка, почти вещь, а у тебя красавиц сотня деревень! – Он выдохнул и заговорил спокойнее. – Великий Инквузитор прислал гонцов, что ты у него в когтях, и я приехал, и он потребовал за тебя мой лучший замок с выходом к северному морю! А ведь я ему родной брат! И десяток возов с рыбой переправил я в этот ужасный Пэш! И бабка плачет! И мы стары! И что тебе та мифическая принцесса! Мы найдём тебе такую красавицу…

– Красавицу – красавцу! – грубо захохотал Гистрион и мазанул себя по шраму и заячьей губе.

– Я надеюсь, тебя не здесь изуродовали? – спросил дед, давно заметивший это, но ТАМ виду не подавший. Алекс махнул рукой, и король не стал расспрашивать, откинулся на жёсткую подушку и прикрыл светло-серые глаза. – Если мы не найдём с тобой общий язык, то… то я зря прожил жизнь. – И он моментально захрапел. Долголетние походы приучили отдыхать и набираться сил в любых условиях.

Внутри Гистриона всё клокотало. «Я должен вернуться! – думал он. – Если она пойдёт на костёр с мыслью, что я предатель и трус, я всю жизнь этого позора себе не прощу!»

…А Мэг в это время стояла перед длинным худым человеком в красном – просто живая палка с вылезшими из орбит серыми глазами. Только цветом глаз и чем-то ещё неуловимым Великий Инквузитор напоминал своего брата.

– Вишь, Кирик, какие экземпляры водятся в житейском океане, – обратился он к абсолютно квадратному казначею. Больше никого в комнате не было. – Клянусь, это исчадие самого ада! Родная сестра принца Алекса? Нет, лгунья, нас не проведёшь – ты родная сестра самого сатаны! – он говорил без тени насмешки и с очень хорошей дикцией (рот в девяносто лет был полон своих зубов). – И как такую на небеса отправлять?

– На небеса? – как бы удивился Кирик.

– Ну да! Ведь все, кого мы сжигаем в очистительном огне, идут на небо. И из величайших грешников становятся святыми. В этом наша бескорыстная и безбрежная любовь к этим людям! Но как отправить на небо такое страшилище? Ведь все праведные небожители от ужаса в обморок попадают! Так что я уж и не знаю, что с ней делать, отпустить что ли?

– Я и невиновна! выпалила, цепляясь за соломинку Мэг.

– О, чудище заговорило! – глаза Его Всесвятейшества совсем вылезли из орбит, но лицо оставалось серьёзным, он никогда не улыбался. А Кирик так вообще улыбался только при виде денег. При виде больших денег даже хохотал. Когда, разумеется, они становились его собственностью.

– А разве я тебя в чём-нибудь обвинял? Виновна ты или нет – это не наши проблемы. Это проблемы твои, и, – он ткнул пальцем вверх, – Его. Наше дело жечь!!! – вдруг став на миг сумасшедшим, рявкнул он. – Но вот жечь-то тебя… Ты как хочь себе, Твоё святейшество, – снова обратился он к Кирику, – ты как хочешь, а мне её жечь неохота!

– Но вот, всегда вы так, Ваше В с е святейшество, – как бы с досадой промолвил Квадрат, – по вашей доброте и бескорыстию скоро надо будет город закрывать, некого казнить будет.

– Ну, придумай что-нибудь, Кирик! – и кардинал вышел.

Квадратный Кирик долго думать не стал.

– Плати – и убирайся на все четыре стороны, – зашипел он с такой злобой, будто Мэг ему на мозоль наступила.

– У меня нет денег, – тихо сказала сникшая Мэг.

– А сродники? Папы-мамы, бабки-тётки? Что, и тётки богатенькой не имеешь? Мы и гонца зашлём. Сирота, что ли? Ну, чего молчишь?

– Да, сирота.

– Подумай хорошенько, не разочаровывай меня.

Кэт очень хотела жить. Но как Смешной король поверит, что Мэг – его дочь? И не сожгут ли его вместе с ней? Сюда только попади…

– У меня никого нет, – твёрдо отрезала Мэг.

– Да кто ж такую обезьяну за сродницу признает, – это в комнату вошёл горбоносый. – Хватит Кирик, и так ясно, что это самая страшная ведьма на свете. Иди, займись пополнением казны в другом месте.

Квадрат с неудовольствием поклонился и вышел. А горбоносый развернул пергамент.

– Колдунья по имени Мэг, ты обвиняешься в том, что заколдовала всех коров, овец и коз в двенадцати селениях возле города Пэш. Животные стали давать горькую отраву вместо молока, вследствие чего ты отравила и отправила на тот свет несколько селений.

– Но я слышала, – тихо сказала Мэг, – эти жизни унесла чума.