Мятежная весна - Морган Родес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ваше высочество! Вы… вы очнулись!
– Пить, – кое-как выговорила Люция.
Девушка бросилась за водой:
– Я немедленно сообщу королю!
– Подожди… Подожди немножко.
Девушка повиновалась. Она подала принцессе воды, и Люция после мгновенного колебания выпила ее. Потом служанка подала ей фруктов, сыра и хлеба.
– Два месяца! – с ужасом повторила Люция, выяснив, сколько пролежала в беспамятстве. – Как же я жива-то осталась?
– Вы иногда глотали особый напиток, составленный для поддержания сил. Но сами лекари говорили, что вы живете благодаря чуду.
Да уж, без чуда не обошлось. Оно состояло в том, что матери удавалось раз за разом опаивать ее, погружая в сон. Люция ощутила такой гнев, что в руке лопнул стакан.
– Принцесса! – в ужасе ахнула служанка, волнуясь, не порезалась ли больная. И принялась собирать острые осколки стекла.
Склонив голову набок, Люция посмотрела на свою руку, на окровавленную ладонь. Ранку жгло. Ее отца называли Кровавым королем. Стало быть, сама она – Кровавая принцесса? Кровь на руке была такой яркой, она прямо светилась…
Алые капли падали на безупречно чистые простыни. Девушка поспешно перевязала ей ладонь.
Люция оттолкнула ее:
– Чепуха…
– Я вам свежие простыни принесу!
– Да не бойся ты так, – сказала Люция. – Говорю же, это все чепуха.
Размотав импровизированную повязку, она сосредоточилась на своей руке. Тотчас руку окутало чудесное, теплое золотое свечение. Еще мгновение – и ранка затянулась бесследно.
Матушка ошибалась на ее счет. Она не была злом. И не собиралась творить зло. После долгого отсутствия она прибегла к элементалям, и ощущения подтверждали: все правильно. Все хорошо. Так тому и следует быть.
– Я слышала, на что вы способны… – с восторгом и благоговейным ужасом прошептала девушка.
Сама она была ходячим недоразумением: маленькая дурнушка, похожая на мышонка.
– Слухи, – сказала Люция, – нужно от себя гнать. Пока у них не выросли острые зубы, чтобы пожрать тебя.
Девушка побелела:
– Да, ваша милость…
– Поди найди моего брата. Поняла? Только моего брата, и никого иного!
Мышка исчезла, а Люция осталась осмысливать собственную грубость. Обычно она бывала к служанкам гораздо добрей… Что же с нею такое?
Осматривая незнакомую комнату, она повернулась в сторону балконной двери. За ней было синее небо с пушистыми комочками облаков и зеленые холмы до горизонта. Прекрасный пейзаж – но не такой, как дома. Где снежное совершенство скованного морозом Лимероса?
Вот на перила опустился золотой ястреб… Люция зашевелилась и села. От непривычного усилия все поплыло перед глазами. Ястреб разглядывал ее, склоняя голову то на одну сторону, то на другую.
– Алексиус? – прошептала она. – Это ты?
Тяжелые деревянные двери спальни распахнулись, бухнув о стены, и птица сорвалась со своего насеста. Люция, нахмурившись, обернулась к двери. На пороге стоял Магнус.
– Люция! – Он тотчас оказался подле нее. – Во имя богини! Если снова уснешь, я тебе этого не прощу!
Люция, хоть и хранила в себе досаду из-за того, что он напугал птицу, все же очень рада была его видеть. Отросшие темные волосы падали Магнусу на лицо, едва не пряча карие глаза. В прежнее свое, очень краткое пробуждение она этого и не заметила.
– Я больше не засну. Не допущу, чтобы это случилось. Магнус, матушка что-то добавляла в воду, когда давала мне пить… Это из-за нее я все время спала!
Он в недоумении смотрел на нее.
– С чего бы ей делать такое?
– А с того, что она думает, будто я – зло во плоти. Она сама мне сказала, что хочет меня убить. – Люция дотянулась и стиснула его руку. – Я больше не хочу видеть эту женщину! А не то я за себя не ручаюсь! Я знаешь что могу сделать, если придется защищаться! Она всегда ненавидела меня, Магнус! А теперь и я к ней чувствую то же…
Пламя каждой свечи в комнате вдруг взвилось на добрых полфута, пылая так же ярко, как и гнев Люции. Магнус опасливо покосился на них, потом снова повернулся к принцессе:
– Люция… Матушка умерла. Ее полторы недели назад убили мятежники.
– Умерла? – У Люции внезапно пересохло во рту.
Язычки пламени, которые она вызвала, едва коснувшись краешком мысли, тотчас же угасли совсем.
Люция ждала какого-то отклика в своей душе. Горя, хотя бы печали… еще чего-нибудь в том же духе… Но так ничего и не ощутила.
– Я разыщу ее убийцу. Клянусь, разыщу. И заставлю его сполна заплатить за содеянное…
Голос Магнуса прервался. Он высвободился из ее рук и зашагал по комнате туда и сюда, отворачивая лицо.
– Я сожалею о твоей утрате, – прошептала она.
– Мы все понесли утрату.
Он, видимо, глубоко скорбел о своей матери. Люция скорбеть о ней не желала и не могла.
Магнус вновь пересек комнату, рассеянно поглаживая шрам на щеке. Он всегда так делал, когда пребывал в глубоком раздумье.
– Рядом с телом матери нашли мертвую ведьму. Тоже убитую. Думается, она-то и снабжала ее сонным эликсиром. Не возьму в толк, на что ей понадобилось так поступать… О чем только она думала?
Итак, матушка советовалась с ведьмами. Все правильно. Огонь побеждают огнем, магию – магией.
– Мы никогда не сможем сказать наверняка, – проговорила Люция. Потянулась к Магнусу, и тот сразу оказался рядом и взял ее руку в свою. – Помоги встать… Мне так надоело в этой постели!
Он исполнил ее просьбу. Опираясь на его руку, Люция поднялась на ноги, но тут же поняла, что сил стоять у нее еще нет.
– Боюсь, ты пока не готова, – сказал Магнус, осторожно опуская ее обратно. – Нужно тебе сперва отдохнуть.
– Я два месяца тем только и занималась, что отдыхала!
Он устало улыбнулся, только в темных глазах по-прежнему читалось затаенное горе.
– Значит, сможешь вытерпеть еще день-два. Сегодня ты все равно никуда не пойдешь. Придется смириться. Знаешь, в любой другой день я до вечера сидел бы с тобой и рассказывал обо всем, что ты пропустила. Например, о том, в какой мышеловке я себя чувствую здесь, в этом Ораносе. Тут всегда светит солнце, все такое восхитительно зеленое… Глаза б мои не смотрели. Всего и радости, что присоединиться к охоте на смутьяна, убившего нашу мать. Но и с этим придется повременить.
– Чего же ждать?
Магнус поднялся с края кровати, на котором сидел, и прислонился плечом к одной из опор балдахина.
– Пока я не вернусь.
– А куда ты уезжаешь?