Роман в утешение. Книга первая - Татьяна Герцик

Вспомнив о муже, я вдруг остро поняла, насколько мне не хватает общения с ним. Его спокойных дельных советов, его умных суждений, его крепких ласковых рук. Почувствовав, как из глаз сами собой закапали горючие слезы, я даже не пыталась их останавливать.

Будто почувствовав, что я расклеиваюсь, Роман вошел в комнату, в которой мы теперь жили вместе, и бодро отрапортовал:

– Горка уже готова. Можешь кататься.

Я кивнула головой, не поворачиваясь к нему лицом. Сразу заподозрив неладное, он подошел ко мне и развернул. Увидев слезы, немедля кинулся на защиту:

– Кто тебя обидел?

Это было настолько в духе домостроя – сильный мужчина защищает свою слабую женщину, – что было смешно. Но настроение у меня стало таким упадническим, что я даже не улыбнулась.

– Просто соскучилась. По детям. По дому. По мужу. – И, глядя в потемневшие глаза Романа, тихо призналась: – Я его люблю, как ты не понимаешь? И хочу к нему.

Он прижал меня к себе и стал успокаивающе гладить по волосам, отрицательно качая головой. Потом, будто и не прозвучало никаких жалоб, спросил:

– Когда приезжают твои дети?

В ответ я смогла лишь тяжело вздохнуть. Роман, явно пересиливая себя, предложил:

– Мы можем сходить на спектакль или на концерт.

Я даже подпрыгнула, моментально вспомнив, что в Москву приезжает Шарль Азнавур. Сказала ему об этом, и он с видом страстотерпца согласился:

– Хорошо, давай сходим на Азнавура.

На следующий день мы сходили на концерт, где мое сердце так тронули пронзительные песни Азнавура, что я молчала весь следующий день, ни разу не ответив на язвительные подначки Вадима. Потом мы побывали в Большом на «Лебедином озере», во время которого бедный Роман уснул и даже сладко посапывал, привлекая к себе насмешливое внимание соседей.

Потом еще последовали утешающие меня спектакли и концерты, и жизнь уже не казалась сплошной серой полосой. Хотя искус удрать от Пронина на одном из спектаклей был достаточно большим, но я сдерживала нетерпение, прекрасно понимая, что далеко уйти мне не дадут – у входа всегда бдительно караулили несколько наших охранников.

Подозреваю, что пара человечков стояло и у служебного входа. Так, на всякий случай. Устраивать же скандал и обращаться за помощью мне не хотелось, я все-таки надеялась вырваться на волю без лишней шумихи.

Но вот в очередную субботу я поговорила с сыновьями и, узнав, что они наконец-то в Москве, условилась с ними о встрече. В том самом итальянском ресторанчике на Преображенке. Этот разговор для меня оказался достаточно сложным: мне пришлось ограничиваться осторожными намеками, чтобы мои бдительные стражи не заподозрили, что парни живут где-то поблизости.

Хорошо, что Артем с Антоном давно догадались, что дело со мной очень темное, и сами старались говорить только на общие темы – как здоровье, нравится ли мне там, где я есть, и прочую отвлеченную чепуху.

Утром, готовясь к так волнующей меня встрече, я проигнорировала приготовленный мне Мариной изящный шелковый костюм, оставив его неприкаянно висеть на стуле. И, несмотря на то, что шла в ресторан, надела свои старые черные джинсы с тонкой синей водолазкой. Сумочка, прекрасно гармонировавшая с костюмом, естественно, к столь банальному наряду не подходила, поэтому я ее тоже не взяла.

Засунув в карман джинсов лишь тюбик губной помады и лукаво подмигнув в зеркало своему отражению, я вышла в гостиную, где меня поджидал взбудораженный Пронин. Увидев меня, остановившимися глазами осмотрел мой наряд, но промолчал, не желая признаваться в мелких пакостях. Мы спустились вниз, где на кушетке рядышком, как воробышки, сидела дружная чета Поповых.

Вадим, обнаружив, что на мне нет нужного костюмчика, пробормотал себе под нос что-то явно не из литературного лексикона. С трудом сдерживаясь, чтобы не показать ему язык и не выдать себя, я, не дожидаясь, когда Роман откроет передо мной двери, пошла вперед.

Итак, первый раунд остался за мной. От прослушки я избавилась. Но Роману сегодня волноваться нечего – сбегать я не собиралась. Я бы ни за что не поставила под угрозу, даже мнимую, своих мальчишек. Но бдительная троица этого не знала, поэтому переглядывалась с явным недовольством. Правда, у Марины в глазах пробегали одобряющие меня чертики, но это она тщательно скрывала.

Мы подъехали к ресторану, и я вздрогнула. У входа стояли мои сыновья, высокие, красивые и здорово озабоченные. Роман тоже напрягся и внимательно огляделся вокруг – нет ли засады. Я тоже тайком поглядела по сторонам, подсознательно надеясь на появление Георгия, но его не было, и я с горечью подумала, зачем я ему, когда у него есть та, ради которой он забыл всё, что между нами было. Но тут же поняла, что не права. Наверняка мальчишки ничего ему не сказали, решив предварительно самостоятельно разведать, что к чему.

У меня так забилось сердце, что пришлось положить на грудь ладонь, чтобы хоть немного усмирить сердцебиение. Я не стала ждать, когда Роман с Вадимом решат, что мне можно, а что нельзя, и вылетела из машины. Заметив меня, парни двинулись мне навстречу.

Наобнимавшись и нацеловавшись, причем Роман наблюдал эту родственную сцену с откровенно завистливым выражением лица, мы пошли в ресторан. Сняв шубку, я осталась в своем непритязательном наряде, вызвав недоуменные взгляды одетых в добротные костюмы мальчиков. Но это была ерунда, гораздо хуже то, что меня не захотел впустить тот самый швейцар, блюститель ресторанных нравов.

Он двинулся на меня с брезгливым видом, пытаясь выставить из ресторана. Я на миг даже испугалась, что он меня и в самом деле не впустит. В принципе, если бы у меня была свобода передвижения, это было бы неплохо. Но кто ж это позволит мне свободно перемещаться по городу?

На помощь мне пришел Вадим. Властно отодвинув швейцара в сторону, он шепнул ему несколько слов, отчего тот покраснел и принялся вытирать платком вспотевшую лысину.

Я с сыновьями прошла в зал, где нам навстречу предупредительно вылетел явно получивший строжайшие инструкции официант. Он подвел нас к симпатичному столику у завешенного светлой шторой окна, на котором стоял букетик свежих цветов, и принялся суетливо отодвигать кресла, чтобы нам удобнее было сесть.

Но я заартачилась.

– Мне здесь не нравится! – и я бесцеремонно прошла в противоположный от столика угол, где устроилась за пустым столиком.

Официант принесся за нами следом и попытался изгнать нас оттуда, панически заявляя, что столик не обслуживается, но я лишь скептически спросила:

– Неужели? И почему? Вам что, труднее дойти до этого столика, чем до того?

Поскольку от кухни до этого столика было гораздо ближе, бедняга не знал, что возразить. Опасливо посмотрев в сторону стоявшего навытяжку Вадима, увидел разрешающий кивок и с облегченным вздохом согласился.

На нашем столике тут же появилась скатерть, приборы и даже цветы. Предупредив официанта, что мы немного поболтаем, заставила его удалиться. Я надеялась, что в такой спешке прослушку нам поставить не успели. Но, чтобы не рисковать, потребовала убрать цветы под предлогом все той же липовой аллергии.