Эпоха Рамсесов. Быт, религия, культура - Пьер Монте

Хотя никто не сомневался в божественности фараона, законного сына Амона, всюду находились святотатцы, стремившиеся свергнуть его с престола, погубить и навеки пресечь его ветвь, чтобы получить власть. В конце царствования Рамсеса III одна из его жен, Тии, преисполнилась желания увидеть на египетском престоле своего сына, которого Туринский папирус называет именем Пентаур (хотя это явно не настоящее его имя). В подготовленный ею заговор был втянут один из управляющих дворцом, Пабакикамун, чье имя означает «слепой слуга». Он выполнял функции посредника между преданными Тии женщинами гарема и их матерями и сестрами, которые старались вовлечь в заговор как можно больше царских вельмож. Па-бакикамун считал, что нашел ценного союзника в лице одного из пастырей царских стад по имени Пенхуибин, который потребовал достать ему книгу, принадлежавшую царю Усермаатре Мериамону, великому богу (да будет он Жив, Силен и Здоров!). С помощью этой книги Пенхуибин взялся составить письменные заклинания и сделать восковые фигурки, которые должны были оказать на фараона и его сподвижников магическое воздействие: одних лишить силы, других заставить позабыть о своем долге. К заговору присоединилось множество женщин и чиновников. Один из них, командующий лучниками Куша, родной брат той самой наложницы, которая испытывала столь неблагоразумную страсть к письмам, на судебном процсесе получил имя Бинемуат («злоба в Фивах»), а один из военачальников – Меседсу-Pa («Ра ненавидит его»). До того как их преступные замыслы были разоблачены, их, скорее всего, звали «благо в Фивах» и «Ра защищает его». Неизвестно, каким образом заговор был раскрыт, мы знаем только, что главных зачинщиков и их помощников арестовали, а с ними и всех тех, кто знал об их презренных замыслах, но не оповестил об этом фараона. Были назначены судьи: два казначея, носитель опахала, четыре виночерпия и один глашатай – царь предпочитал обычным судьям людей из своего окружения. В предварительной речи на суде, начало которой не сохранилось, он наказывает им не выказывать милосердия к преступникам: «Пусть содеянное ими падет на их головы. Я же освобожден и спасен навеки, ибо я в числе праведных царей, которым суждено сидеть между Амоном-Ра и Осирисом, владыкой вечности».

Однако выбор судей оказался не совсем удачным: двое из них, а также один из солдат царской охраны, узнав, что некоторым из заговорщиц удалось бежать, показали свое истинное лицо и покинули царский дворец, чтобы присоединиться к ним «в дурных местах». Вскоре их разыскали и для начала отрезали носы и уши. Так царь Хоремхеб обычно карал чиновников и военных, пренебрегавших своими обязанностями.

Описывая казнь заговорщиков, автор отчета употребляет не совсем понятное выражение «Их привели на место, где они умерли сами». Это может означать, например, что приговоренных оставили в зале суда наедине со своей нечистой совестью, положив перед ними острый кинжал. Интереснее, однако, выглядит гипотеза Гастона Масперо, исследовавшего так называемую «мумию неизвестного царевича», которая была обнаружена в Дейр-эль-Бахри. Это мумия мужчины двадцати пяти – тридцати лет крепкого сложения, не отмеченного признаками каких-либо физических недостатков, который по неизвестным причинам был похоронен без соблюдения традиционных операций, связанных с бальзамированием. Его мозг не был извлечен из черепа, внутренние органы также остались на месте. «Никогда я не видел лица, на котором так отчетливо проступали бы следы мучительной и страшной агонии, – пишет Масперо. – Чудовищно исказившиеся черты его заставляют предположить, что несчастный умер от удушья, будучи похоронен заживо». Эта гипотеза может показаться слишком смелой, однако мы не располагаем никакими свидетельствами, что в Египте преступникам предоставлялась возможность самим свести счеты с жизнью. Тем более сложно поверить, что столь милосердное решение было принято по отношению к злодеям, посягнувшим на жизнь фараона.

Долгое царствование и различные неприятные происшествия вроде описанного в предыдущей главке могли пробудить в фараоне естественное желание поведать о своем богатом опыте грядущим поколениям. Некоторые властители, в том числе Аменмес I, отец Сесостриса I, оставили своим преемникам поучения. К сожалению, до нас не дошли ни воспоминания Сети I, «сошедшего в Аментет» во цвете лет, ни Рамсеса II, никогда не устававшего исполнять роль бога среди людей. Зато мы располагаем почти полным текстом папируса, продиктованного Рамсесом III незадолго до смерти. Фараон явно считал, что успел многого достичь: он сделал все возможное, чтобы увеличить и украсить святилища египетских богов, в первую очередь храм Амона в Опете, Атума – в Оне, Птаха – в Мемфисе, а также храмы их божественных супруг, не забыв при этом воздать должные почести второстепенным божествам. Царь отдал в их распоряжение многих хорошо подготовленных людей, на каждое празднество посылал на их жертвенные столы яства и напитки. И при этом он никогда не забывал о благополучии своего народа. Он обеспечил мир и порядок во всем царстве. Он изрубил или побросал в тюрьмы тысячи ливийцев, которые до этого свободно разгуливали по всем территориям между западной дельтой Нила и Сахарой, как будто эти земли по праву принадлежали им. Морскому народу, пытавшемуся нарушить границы египетского побережья, был нанесен удар, от которого он не скоро сможет оправиться. Он построил и оснастил флот, он рассылал свои суда во все страны за благовониями, бирюзой, золотом, медью, черным деревом, слоновой костью и хвойным деревом Ливана. Египет стал цветущим садом, и мир воцарился в нем.

«Я дал жизнь всей земле и людям, в ней обитающим: рехет, пит и хенмет (слова, точное значение которых неизвестно; очевидно, они означают разные народности, проживавшие в Египте) – мужчинам и женщинам. Я поднял человека из убожества, в котором он пребывал, дал ему дыхание и защитил его от сильнейшего… Страна была сытой весьма в мое правление. Делал я благие дела как богам, так и людям. И не было у меня ничего из вещей других людей. Провел я царствование на земле в качестве правителя Обеих Земель, причем были вы рабами у ног моих и не попирал я вас. Были вы угодны сердцу моему сообразно с полезными делами вашими, и выполняли вы рьяно мои повеления и мои поручения. И вот упокоился я в некрополе, подобно отцу моему Ра. Я соединился с великой девяткой богов на небесах, на земле и в Дуате».

Несмотря на свою искреннюю веру в благосклонность богов, царь беспокоился за своего сына, «порождение Ра, зачатого его семенем, сына Амона, вышедшего из его плоти, коронованного властителя Обеих Земель, подобного Татенену». Разумеется, мир лежит у ног фараона и каждый египтянин считает за честь поцеловать землю перед ним. Но последует ли народ завету того, кто ныне приобщается к породившим его богам, чтобы они всюду следовали за его сыном, почитали его, восхваляли его, словно Ра, дарующего свой свет Египту? Словно предвидя, что лучшие дни Египта уже миновали, царь не устает снова и снова взывать к богам, умоляя их быть милостивыми к его сыну. Он обращается к Амону: «Услышь меня, отец мой, господин мой! Я один в Эннеаде богов, которые рядом с тобой. Сделай так, чтобы сын мой предстал царем в обители Атума… Ты сам провозгласил его царем, когда он был еще юношей, сделал его властелином, да будет он жив, силен и здоров, над землями и над людьми… Пошли ему царствование на тысячи лет!.. Дай молодость его членам, детей – на каждый день! Ты щит, который обороняет его повседневно. Подними свой меч и свою булаву над азиатами, дай повергнуть их в страх, как будто он – сам Баал. Пусть он расширит границы по воле своей. Пусть земли и пустыни трепещут перед ним. Дай ему Тамери с рукоплесканиями. Отведи от него беды, катастрофы, несчастья. Пусть радость пребывает в его сердце, пусть кричат, поют и танцуют люди перед его прекрасным лицом. Вложи любовь к нему в сердца богов и богинь, нежность к нему и почитание – в сердца людей…»