В храме Солнца деревья золотые - Наталья Солнцева

— Очень плохи, — она наклонилась вперед и понизила голос. — Ходят слухи, что у шефа «крыша поехала». Ну, будто бы он дошел до ручки и… в общем, сам транжирит деньги. А куда, на что, никто не знает. У него все компьютерные коды, пароли, и он что хочет, то и делает. Соучредители еще ничего не подозревают. Один Холмогоров за голову хватается. Что будет? Надо новую работу искать.

— Могла бы и дома посидеть. У тебя же супруг состоятельный. Кстати, ты еще Тесленко или сменила фамилию?

— Сменила. Теперь я Минкина.

— Значит, домохозяйкой быть не желаешь?

— Не желаю.

Она замолчала. Напоминание о муже окончательно испортило ей настроение.

— Когда ты видела Ревина последний раз? — осведомился Марат.

— Фу… ты чего так спрашиваешь? Будто его убили… Он жив, я надеюсь?

— Да жив, жив… Просто ты сказала, что у него «крыша поехала». Это внешне как-то проявляется? Ну, там… поведение странное, неадекватная реакция.

Оксана курила, вспоминая.

— Вроде нет… Внешне никакие заметно. Чисто логически не вяжется: раньше человек болел за свой бизнес, старался. А теперь, когда фирма под угрозой, ему все равно. Разве это нормально?

— Почему ты решила, что Ревину все равно?

— Будь это не так, он бы предпринимал что-то, переживал. Совещания бы собирал экстренные, нервничал, как Холмогоров.

— Выходит, Ревин спокоен?

— Не то слово… Он просто сияет, как начищенный пятак! Ходит и улыбается во все свои золотые зубы. Как будто подарок получил от Деда Мороза.

Калитин проводил Оксану к машине, восхищаясь по дороге ее красотой и неувядающей молодостью.

— Да ладно, — сказала она на прощание. — Знаю ведь, что врешь. Но все же приятно. Зачем видеть-то хотел?

— Соскучился.

— Опять врешь. Наверное, тебя «Роскомсвязь» интересует. Угадала?

— Почти, — улыбнулся Марат.

Из кафе он поехал на Тверскую, к бывшему товарищу Ревина по альпинизму. У самого дома зашел в гастроном, купил коньяк и закуску.

Бывший скалолаз выглядел богатырем. Калитина встретил радушно, без излишней подозрительности. То, что человек интересуется альпинизмом, казалось ему само собой разумеющимся. Поговорили о знаменитых горовосходителях, выпили по рюмочке, потом еще по одной.

Марат назвался журналистом, который пишет статью о скалолазах. Постепенно, не форсируя разговор, он мягко перевел его на Ревина. Дескать, альпинисты — настоящие мужики, и в горах, и в бизнесе могут себя показать. Нигде не оплошают.

Собеседник с сомнением кивнул. Кроме Ревина, ни один из его товарищей особо в делах не преуспел. Но постороннему человеку, тем более журналисту, говорить об этом не хотелось.

— Данилу помню, — подтвердил он. — Хороший парень. Рано ушел. Мог бы еще не одну вершину покорить.

— Почему он бросил альпинизм? — спросил Марат. — Разочаровался?

— Сам не пойму. Последний поход у нас был на Памир. Язгулемский хребет. Слыхал?

— Как не слыхать?

— Может, и бывал? Я вижу, ты кое в чем разбираешься.

Калитин рассказал о своих самодеятельных по — ходах.

— Я пробовал силы в Крыму, — признался он. — Даже Кавказ оказался не по зубам такому дилетанту, как я. Памиром только бредил. Бывать, к сожалению, не приходилось.

— Данила перестал ходить в горы после Памира. Я так и не смог добиться от него, почему…

Памир

После происшествия с Марковым группа Ильи Вересова зализывала раны. Далеко от лагеря никто уходить не решался. Тренировались подниматься на небольшую стену, но как-то вяло. Аксельрод то и дело проверял наличие крючьев, карабинов, репшнуров,[22]перебирал продукты, — следил за порядком.

Потапенко возился с Саворским, постоянно что-то ему рассказывал, показывал, учил навешивать веревочные перила. Кострома даже начал называть его аксакалом — в шутку, конечно.

— Знаешь, что такое ледниковая мульда? — с важным видом спрашивал Потапенко.

— Не знаю, аксакал, — отвечал парень, щурясь от яркого солнца. — Расскажите.

— Это, дружок, такая вогнутая обледенелая чаша, которая может перекрывать ледниковую трещину. В ней опасно, но зато тихо, безветренно. В мульде иногда ставят палатку или две, и даже готовят на примусе горячую еду.

Кострома слушал, кивал головой.

— Как вы думаете, аксакал, почему Гоша в трещину свалился? — вдруг вырвалось у него.

Этот вопрос поставил Толика в тупик.

— Черт его знает! — махнул он рукой. — Может, у него с головой не все в порядке? Побежал зачем-то среди ночи к краю площадки… Чего его туда понесло?

— А с ногой у Гоши серьезно? Ходить он будет?

— Конечно, — засмеялся Потапенко. — Кости у такого молодца срастутся быстро, оглянуться не успеет. И нога будет как новенькая, и ребра. Вот только промерз он сильно. Как бы воспаления легких не подхватил. Это, брат, не шутки.

— Когда мы сможем его проведать?

— Я сегодня выйду на связь, спрошу, как там Марков. Насчет проведать… никаких гарантий. Если Илья пойдет, то и тебя с ним отпустим. Одному ни-ни, и не думай! Еще не хватало, чтобы ты куда-нибудь свалился.

— Я не свалюсь, — обиделся Кострома. Обедали у костра, разведенного Вересовым.

— Мясца свеженького хочется, — мечтательно произнес Аксельрод. — Может, подстрелим козлика? А, Илюха?

— Потерпишь, — буркнул Вересов. Кострома первый поднялся, с хрустом потянулся, повернулся лицом к открытой панораме гор.

— Глядите, красотища какая…

На глубокой синеве неба искрились белые вершины, пирамиды, скальные башни. Кристально чистый горный воздух приближал их так, что, казалось, дотянешься рукой. Весна принесла с собой таяние снегов, яркое солнце и теплый ветер. По скалам бежала талая вода. Все невольно залюбовались.

Одному Вересову было не до красот горного пейзажа. Его мучил вопрос о самородке. Как золото попало в рюкзак Маркова и что с ним теперь делать?

Они с Аксельродом прикидывали и так, и этак… однако ничего нового придумать не смогли.

— Никудышные из нас с тобой Пинкертоны, — вздыхал Аксельрод. — Никакой фантазии.

— Тут не фантазия нужна, а дедукция, — возражал Илья. — Логика у нас с тобой хромает. Факты налицо, а выводы мы сделать не можем.

Прояснить ситуацию как следует мог только сам Гоша.

После обеда Потапенко связался с базовым лагерем и узнал, что Марков идет на поправку. Скоро его отправят долечиваться в ближайшее селение, где есть больница.