Никогда не верь пирату - Валери Боумен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Болит, как сам ад, – пробормотал Кейд.
Рейф провел рукой по лбу:
– Тебе не стоило прыгать за борт.
Кейд скрестил руки на груди и гневно уставился на брата:
– Не смей повторять мне это! И, прошу, скажи, что Батист мертв. Или по крайней мере, избит так, что находится при последнем издыхании!
Рейф покачал головой:
– После того, как Даньелл прыгнула за борт и мы скрутили Батиста, Грим, пока я гнался за тобой, отвел его в трюм. Батист так растерялся оттого, что Черный Лис выскользнул из его лап, что почти не сопротивлялся. Остальные члены твоей команды усмирили его людей.
Кейд со стоном положил голову на подушку:
– Так он не мертв.
– Нет. Но вместе с английскими предателями на борту «Французской тайны» вернется с нами в Англию, чтобы предстать перед правосудием. Гримальди отвез всех на свой корабль.
Кейд судорожно скомкал одеяло, едва не разорвав его. Даньелл больше нет. Даже ее тело не нашли.
– Не тревожься, Кейд, – продолжал Рейф. – Батиста будут судить и за убийство Даньелл. Он до конца жизни не выйдет из тюрьмы.
– Этим ее не вернешь, – хрипло прошептал Кейд, пытаясь не заплакать. Ногу раздирала боль, но сердце болело сильнее. Перелом рано или поздно срастется. Он это заслужил. Единственный раз в жизни полюбил женщину, а ее безжалостно отняли. Теперь, когда она ушла, он может признаться в том, что любит ее.
– Мне чертовски жаль, – прошептал Рейф, старательно изучая свои сапоги.
– Ты тут ни при чем, – ответил Кейд, ощущая, как пересохло во рту. – Ты рисковал своей жизнью. Ради моей.
– Конечно, ведь ты мой брат.
Показалось Кейду, или голос Рейфа слегка дрогнул на последнем слове? Словно его было трудно выговорить.
Рейф откашлялся.
– Ты сделал бы то же самое для меня.
– Я не герой, – выдавил Кейд.
Ему следовало выпить всю бутылку. В отличие от боли в ноге, эта была невыносимой.
– Я почти готов поверить, – усмехнулся Рейф.
Кейд прищурился, вопросительно глядя на брата.
– Гримальди все рассказал, – пояснил тот. – Ты работал с ним с тех пор, как узнал, что меня взяли в плен.
– Он не имел права рассказывать тебе это. Но не потому что… – ворчливо начал Кейд.
– Он имел полное право, – возразил Рейф. – Ты сделал это ради меня. Я все знаю. Гримальди подтвердил мои подозрения. Ты работал с ним против Батиста, чтобы отомстить за меня.
Кейд стиснул челюсти и отвел глаза.
– Эти ублюдки едва тебя не убили.
Рейф покачал головой:
– Не понимаю, почему ты не рассказал мне, когда появился в Лондоне. Почему все время изображал из себя мелкого преступника? Почему позволял мне так думать? Я понятия не имел, что ты капер, работающий на Министерство обороны.
Кейд снова сжал челюсти:
– А это как-то изменило бы те чувства, которые ты питал ко мне после стольких лет?
– Разумеется. Я…
Кейд смотрел на брата, впервые позволив ему увидеть в своих глазах все отражавшиеся в них обиды и недоразумения, накопившиеся за столько лет.
– Вот почему я ничего не говорил.
Рейф запустил руку в волосы и выпрямился:
– Черт возьми, Кейд, почему ты всегда так противоречив? Почему вечно отдаляешься? Почему никогда не позволяешь родным и друзьям гордиться тобой?
Кейд пожал плечами:
– Возможно, потому, что я далеко не всегда совершал поступки, позволяющие людям гордиться мной. И есть еще одна причина.
Рейф тихо выругался:
– Какова же эта причина?
– Пойми, от нас этого ожидают. Рейф и Кейд, хороший сын и плохой, примерная овца и паршивая овца, герой и ничтожество.
– Прекрати! – завопил Рейф и, вскочив, грохнул кулаком по столу, отчего бутылка виски подпрыгнула.
– Почему? Не хочешь слышать правду?
Кейд снова опустил голову на подушку. Он бы отпилил чертову ногу, только бы сейчас убраться из этой комнаты!
– Это неправда, – возразил Рейф. – Это абсурд. Это…
– Мама сказала, что это правда, – тихо выговорил Кейд, упершись взглядом в простыню, которой были прикрыты его ноги. Почему-то перед глазами все сливалось в зеленую пелену.
– Нет, – покачал головой Рейф.
– Это правда. Я сам слышал. Однажды она спросила: «Почему ты не можешь быть таким, как Рейф?»
– Что ответил ты?
Губы Рейфа казались жесткой белой линией, пересекавшей лицо.
– Я ответил: «Почему ты не можешь быть такой, как Рейф, и хоть раз выступить против отца?»
– Нет!
Рейф прижал запястье ко рту, словно боялся, что его вот-вот вырвет.
– Да, – отрезал Кейд. Брату полезно хоть раз в жизни услышать правду. – В тот день я ушел из дома. Мне было больше нечего ей сказать.
– Ты покинул и меня и даже не попрощался, – напомнил Рейф.
Кейд дотянулся до бутылки, вытащил пробку и сделал большой глоток, потом еще один. Если приходится продолжать этот разговор, необходимо выпить еще.
– Я просил мать попрощаться за меня.
Рейф опустил голову и медленно, рассерженно выговорил:
– Она этого не сделала.
– Почему я не удивлен?
Рейф вскинул голову и уставился на брата:
– Она думала, что ты вернешься. Она просила всегда оставлять для тебя зажженную свечу на окне. Так продолжалось много лет.
– Я не собирался возвращаться. Никогда, – признался Кейд, снова глотнув виски. Ему понадобится еще бутылка, прежде чем закончится эта беседа.
– Я не виню тебя. Никогда не винил за уход из дома, – с легким раздражением объяснил Рейф.
– Я сам себя винил.
Труднее всего на свете было произнести эти четыре слова. Эти самые правдивые в мире слова.
– Почему? Я знаю, как плохо приходилось тебе дома.
Кейд сделал третий глоток, вытер тыльной стороной ладони разбитые губы и поморщился.
– С тех пор я ненавидел себя каждый божий день.
Рейф протянул руку за бутылкой.
– Не стоило. Ты делал то, что считал для себя правильным.
Кейд отдал ему бутылку, в которой плескалась темная жидкость.
– Ты остался. Ты был героем.
– Я остался, – выдавил Рейф, поднося бутылку к губам. – Я остался, как истинный мученик. Я делал то, что считал должным делать. Как и ты.