Мы из Бреста. Путь на запад - Вячеслав Сизов

А мины все плюхаются и плюхаются около пушек. Их разящие осколки умерщвляют тех, кто только что был после нескольких ранений еще жив. Застывает с бинтом в руке и санинструктор Груздев. Он только что доложил, что раненых больше нет. После многократных ранений они все погибли.

Противник понес большие потери. На батарею движется уже не лавина, а уцелевшие группы людей. Но и их мы с Хохловым удачно уничтожаем. По полю с диким ржанием носятся обезумевшие кони, здоровые и раненые.

Навожу прицел на ближайшую к нам группу бегущих немцев. Она как раз умещается в кругу прицела. Ставлю перекрестие прицела в центр группы, жму педаль спуска и вижу, как снаряд разметывает бежавших.

Между тем минометный обстрел нашей батареи постепенно стихает и совсем прекращается. Видно, у немцев кончились боеприпасы. Мины уже не взрываются, но и батарея, по существу, мертва.

Немцы от нас в двухстах метрах, они бегут уже не вдоль балки, а по диагонали, по направлению к нам, постепенно поднимаясь по пологому краю балки. Ну, все, думаю, снаряды у нас кончаются, стрелять некому, в живых только мы с Хохловым, сейчас прибегут, прикончат нас, и приказ до конца не выполним.

Целюсь в новую группу, их человек двадцать, все умещаются в поле зрения прицела. Только хотел нажать на спуск, как увидел в стане врага что-то белое. Смотрю – не то нательная рубашка, не то белые кальсоны.

– Хохлов, – кричу, – бегом изо всех сил к немцам, пока не передумали! Прикажи сложить оружие! Пусть сами строятся, а ты веди их на противоположный край балки, чтобы они не рассмотрели, что батарея пуста!

Длинноногий сержант, делая саженные шаги, помчался вниз наискосок к немцам. А я подумал: сейчас они схватят его и растерзают. Но Хохлов подбегает к немцам, останавливается метрах в десяти, держа автомат навскидку. Что-то говорит им, жестикулирует.

Наверное, перед Хохловым была группа немецких командиров. Они стали голосом и сигналами подавать своим разрозненным группкам команды. Вижу, к белому флагу со всех сторон начали стекаться остальные немцы. Сбрасывают в кучу оружие, строятся в колонну по восемь или десять человек. Старший немец встал во главе колонны, и все они двинулись на тот край балки.

Хохлов с автоматом на изготовку бодро шагает сбоку. Сколько же их там, думаю, пятьсот, тысяча? Спохватился и стал ползать от орудия к орудию, поворачивая стволы пушек направо, в сторону немецкой колонны. Пусть оглядываются и чувствуют себя под прицелом. А у нас и стрелять-то нечем и некому. Батарейцы, двадцать четыре человека, лежат мертвыми.

Многие изуродованы разрывами мин до неузнаваемости, погибли после многократных ранений. Да разве можно было уцелеть в таком аду?!

До сих пор считаю, что в ближнем бою, кроме пулемета, нет страшнее и эффективнее оружия, чем 82-мм миномет. Мина падает почти вертикально, и на месте падения остается лишь маленькая воронка размером с котелок. Но, взрываясь, мина разметывает свои осколки во все стороны низом, над самой землей в таком количестве и с такой силой, что буквально сбривает все, оставляя черное пятно до пяти метров в диаметре. Все живое, находившееся на этом зловещем черном пятне, перестает существовать – разрывается на кусочки и разбрасывается вокруг. А когда эти черные пятна перекрывают друг друга, когда они накрывают орудийные расчеты в ходе боя – ну кто же тут уцелеет!

Из двадцати шести уцелели только мы с Хохловым. Ползая от орудия к орудию, чтобы навести их стволы на пленных немцев, я одновременно тщательно осматривал лежащие тела – с надеждой, что кто-нибудь еще дышит. Но все мертвы.

Пока я разрезал перочинным ножом штанину, перевязывал рану, никто из наших на горизонте не появился. Страх стал одолевать меня больше, чем во время боя. Сейчас пленные задушат нас. Их же сотни. На том и конец будет.

Срезал куст, сделал посох – не такую уж толстую, но довольно прочную палку, можно опереться…

И вдруг слышу – шум моторов! Показались грузовые машины, что доставили нас сюда, а в кузовах – солдаты. Оказалось, это разведрота. Из первой машины вышел командир разведроты капитан Михайлов.

Он отправился к пленным немцам. Их оказалось восемьсот с лишним человек. Капитан в сопровождении своих бойцов повел их в село, что стояло в двухстах метрах от нашей батареи, построил в широком дворе в полукаре.

Когда я появился в этом дворе, Михайлов закончил говорить, а один из пленных вышел из строя. Я стоял, опираясь на палочку, рядом с Михайловым. Немец вытащил из кармана желтого цвета целлулоидную баночку, отвинтил крышку и показывает содержимое.

– Вот как мало немцы дают нам масла! Своим-то солдатам больше! – сказал пленный на чистом русском языке. – А ведь мы воюем даже лучше немцев! Вы это на себе сегодня почувствовали. Это мы в вас из минометов стреляли.

– Кто это? – спрашиваю Михайлова.

– Предатель, а всего восемьсот двадцать шесть человек.

– Ах, гад! Похваляется, как он нашу батарею истреблял!

Обращаюсь к пленному:

– Откуда же ты родом?

– Я воронежский.

– Ты смотри, земляк! – воскликнул я и поковылял к нему.

Тот в растерянности смотрит на меня. Изо всей силы, на какую я только был способен во зле, бью «земляка» палкой по голове. Он рухнул на землю. Не знаю, что с ним было потом. Не интересовался. Возвращаюсь на середину к Михайлову и громко спрашиваю строй:

– Еще воронежские есть?

Молчание.

– Ах вы сволочи! Своих убивали, да еще жалуетесь нам на немцев, что плохо вас кормили!

На этом закончился наш разговор с пленными…

Я оказался с раненой ногой в санбате. Звезду Героя Советского Союза я получил уже в госпитале[147].

«В русском аду»

Из неопубликованной рукописи Фридриха Вильгельма Клемма, адъютанта офицера Ia (оперативное управление) 94-й пехотной дивизии 6-й полевой армии вермахта (реал. ист.)

Во время одной из атак 17 января 1943 года я был тяжело ранен, закопался в землянке и провел неделю в таком состоянии, без еды при температуре —25.

Ледяной степной ветер задувал над окрестностями… Он бросал сухой снег в пустые лица уже не похожих на человеческие фигур. Было утро 23 января 1943 года. Великая немецкая армия билась в агонии. Для масс слонявшихся, осунувшихся и ослабевших солдат больше не было спасения.

Несколькими часами ранее я был одним из этой безнадежной толпы, приговоренный к поражению. Затем армейский квартирмейстер[148] нашел меня в заброшенном блиндаже, я был в бреду из-за ранения, растряс меня и донес до штаба 6-й армии. Там я получил разрешение на вылет и приказ добраться до последнего вспомогательного аэродрома в юго-западном углу…