Не хочу жениться! - Мария Сакрытина

Леди Эрина обернулась, но около нее тут же возник Кощеев, радостный, как ребенок с конфетой.

— Моя Васька обручилась! Да-а-а! Спасибо! — и смачно чмокнул леди в щеку. Графиня украдкой вытерлась надушенным платочком.

— Так за чей счет свадьба? — повторил граф, равнодушно глядя на эту сцену. — Кто платит?

Кощеев обернулся и ткнул в императора:

— Он.

— Все во дворец, мы сегодня пьем! — как раз объявил его величество. — Кто первый добежит, тому налить царь-чарку!

Гости бросились к дверям, которые в итоге снесли, так же как и полстены, и императору потом пришлось еще и на нее раскошелиться. Но он считал, что не в обиде: Кощеев на следующее же утро сдал ему госзаказных упырей, и его величество тоже был счастлив.

Все были счастливы — и гости, которые на внеочередном пиру напились по самое «не хочу», и родители, у которых наконец-то одной проблемой стало меньше. «Пристроена Васька, — улыбалась Ядвига. — Будет теперь кому за ней присмотреть. А то тебе ж, старому, веры нет». Кощеев в ответ улыбался и наливал жене побольше. «Споить пытается, — фыркала Ядвига в сторону леди Эрины. Та морщилась: от ведьмы уже ощутимо несло. — Да я могу хоть всю топь Корчаковскую выпить и не опьянею! У меня в роду водяные были!» Между прочим, правда.

Да, счастливы были все. Кроме молодых.

— Ай-я-я-я-я-яй! — стонало фортепиано.

— БАМ! — поддерживали его ударные из подвала. — БУХ!

Будущая княгиня фон Бессмертнофф и граф фон Цветкофф отмечали первую брачную ночь.

На растерзание молодым отдали столичный особняк князя Кощеева. Рассудили так: князь в нем все равно появляется редко, а от церкви и императорского дворца он близко. Если неразумные новобрачные что-то не то придумают, их будет легко поймать и образумить. Да и тащить их туда после церемонии было ближе всего.

Эрика загнали в холл, княжну прислонили у колонны рядом с лестницей.

— Сейчас я ее развяжу, а ты быстрее беги, — сказал жене счастливый отец. — Только очень быстро: я по глазам вижу, она уже безумна.

А счастливая мать только рукой беспечно махнула.

— Неча ее развязывать, у нее теперь муж есть.

Кощеев смущенно хохотнул.

— Точно. Я еще не привык.

Потом он и Ядвига окружили особняк заклинаниями. После этого, если смотреть магическим взглядом, он стал напоминать тюрьму строгого режима.

— Ну, теперь точно не сбегут, — потерла сухонькие ручки Ядвига.

— И пока ребеночка не сделают, не выпустим, — добавил Кощеев.

Ядвига только поморщилась, но тут же всполошилась:

— Я ж не проверила, у них хоть белье свежее есть?

— Нет, конечно, — довольно отозвался князь. — Что я, дурак? Никакого белья у них нет: Васька ж додумается на нем повеситься. Или мужа своего повесить, что куда вероятней.

Ядвига в ответ обозвала мужа старым кретином и попыталась было вернуться да «молодым постелить», но заклятия уже легли, и проще было их совсем снять, чем чуть-чуть изменить, чтобы любящая теща зашла. О чем Кощеев ей и напомнил. И добавил:

— Не переживай, разберутся. Лишь бы она его не съела, а то где я второго такого дурака найду… Да и мать его та еще гидра… — Представив, как будет объясняться с леди Эриной, Кощеев заволновался. — Может, стоило и внутри защиту поставить?

— Кретин ты старый, — вздохнула Ядвига и увела мужа пить во славу молодых.

* * *

А тем временем молодые…

— Убью! — шептала освободившаяся Вася и так бешено вращала глазами, что даже всякое повидавший Эрик испугался. — Ну, я им устрою!

И, срывая двери, а по звукам еще и ломая ступеньки, понеслась в подвал. Оттуда в ответ взревели (Эрик невольно насчитал сразу десять видов нежити), потом раздался первый «БАМ!».

Эрик же, чувствуя страшную апатию, уселся на первую ступеньку парадной лестницы и принялся равнодушно осматриваться.

Особняк выглядел так, словно Кощеев в нем со дня постройки не жил. Всюду царствовала пыль, настолько густая, что ее легко можно было спутать с меховым одеялом. Клочки ее летали в воздухе, а от двери к колонне вели четкие следы — князя и его супруги. К слову, ни тот ни другая не смогли протоптать пыль насквозь, и паркета до сих пор видно не было.

Пахло, конечно, тоже пылью. Эрик пару раз чихнул и тут же стал весь серый — пыль и его «закатала». Потом свербело в носу постоянно, а в горле неприятно першило. Апатию это, как ни странно, только усилило. Эрик вяло представил, что бы сказала мать, увидев такое безобразие, и улыбнулся. Мать бы потерпела. Ради титула — точно бы потерпела.

Сидеть было холодно: в щели окон, тоже затянутых пылью, дуло, а ковер, которым были застелены ступени, не грел совсем. Эрик вздохнул, послушал немузыкальные ударные из подвала и отправился бродить по особняку.

Тот оказался большим, Эрик уже довольно скоро замучился считать комнаты. В очередной он набрел на фортепиано, от нечего делать расчехлил и взялся настраивать. Он давным-давно не играл, но настроения снимать напряжение готовкой не было никакого. К тому же Эрик представил, в каком состоянии тут кухня… И заиграл первый марш. К сожалению, свадебный. После перешел на похоронный (логичное развитие событий, да?), потом «Империя, готовься!», дальше — «Боже, храни императора», а после была дикая импровизация, из-за которой инструмент зарыдал, а Эрик наконец-то почувствовал себя лучше. Звуковое сопровождение «бухам» и «бамам» из подвала теперь уж точно соответствовало. А еще стучало в голове — тоже в такт шуму из подвала. Эрик сначала не обращал внимания, но в какой-то момент все происходящее («Я в чужом доме, я женат, у меня первая брачная ночь, которая только началась, но уже стала совершенно сумасшедшей») и слышимое («Ай-я-я-я-яй!» — фортепиано и «Бам!» из подвала) четко и ясно Эриком осозналось.

Он вздрогнул и отодвинулся от клавиатуры. С удивлением посмотрел на свои пальцы. Огляделся. «Что я делаю? — была вторая четкая мысль. — Что это со мной?»

Эрик представил себя со стороны и не сдержал улыбки. Наверняка встрепанный, весь в пыли — и в дорогом свадебном костюме. Великолепно!

Да черт возьми, свадьбой же жизнь не заканчивается!

«Зато в монастырь теперь не надо», — с усмешкой подумал Эрик, разглядывая свои руки. Они были грязные, тоже в пыли, с «траурными» ногтями. Таким Эрик себя помнил только после практики на кладбище…

Нет, ну правда, жизнь ведь продолжается. Ну, женили. Ну, на княжне. Ну, невменяемый у нее папаша. Да и мать такая же. Ну, спелись они с семьей Эрика. Ну и что теперь?

«А ведь пока я здесь сижу и страдаю, — с досадой подумал Эрик, — они там пируют в нашу честь. А я тут. Вот тут. Меня снова вытолкали, как…» Продолжать Эрик не стал — несмотря на годы, воспоминание все равно было свежо: как мать, поджав губы, выплевывала, что в любой семье не без урода. Эрик тогда только-только занялся некромантией…