Книги онлайн и без регистрации » Фэнтези » Гроза в Безначалье - Генри Лайон Олди

Гроза в Безначалье - Генри Лайон Олди

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 54 55 56 57 58 59 60 61 62 ... 107
Перейти на страницу:

Небось Брахма-Созидатель еще только плавал в Золотом Яйце по Предвечным водам, пребывая в раздумьях относительно миротворчества, и время от времени говорил будущему обитателю островного ашрама: — Расчесался б ты, что ли?..

Гангея уже собирался попытать воинского счастья, ткнув факелом в оскаленную морду Крошки. Ничего лучшего на ум не приходило, и напрочь выветрилась из сознания память о проклятии еретику, кто оскорбит змею — опояску гневного Разрушителя и фундамент танцующего Опекуна! Еще миг, и они потягались бы в умении убивать: яростная кобра с раздутым клобуком и молодой мужчина, похожий на быка-гаура…

Но забытая всеми Сатьявати отстранила наследника — вернее, попыталась отстранить, а когда тот даже не пошевелился, просто обошла его сбоку и встала между Гангеей и Крошкой.

— Вьяса, прекрати! — властно крикнула женщина.

Кобра закачалась вдвое чаще, мелькая раздвоенным жалом меж смертоносными зубами. Наверное, никого не удивило, если бы огромная змея сейчас на глазах у всех превратилась в пятиголового Калийя-даймона, раджу нагов-чревоходящих, а отшельник единым прыжком вознесся бы ей на головы и принялся плясать в Позе Господства.

Майя-иллюзия?

А что в нашей жизни реально?!

— Прекрати, говорю! Это я, мама!

Отшельник с явным сожалением бросил скакать и вопить, даже Крошка умерила шипение и опустилась ладони на две-три ниже.

— Кому сказано?!

— Да ладно тебе, мамулька, — обиженно скрипнуло в ответ, — уже и пошутить нельзя… Крошка, иди спать! Я тебе утром молочка налью — или лучше макаку эту скормлю придурочную…

Кобра еще некоторое время шипела, обращаясь в основном к Кали и предупреждая о необходимости вести себя прилично, пока сама Крошка будет колебаться в выборе между молоком и «этой макакой», — после чего втянулась обратно под порог и затихла в норе.

Гангея стоял дурак дураком, с факелом наперевес, и буря в его душе перекликалась на разные голоса:

— Вьяса, прекрати! Это я, мама! — издевалась буря.

Имя «Вьяса» вполне подходило отшельнику, похожему на чащобного ракшаса-людоеда, поскольку означало всего-навсего — «Расчленитель».

Зато остальное…

— Заходи, — устало прошептала буря, разом бросив трепать измученный рассудок, и женская ладонь тронула окаменевшее плечо хастинапурского принца. — Он больше не будет.

— Кто он?! — язык ворочался трудно, и слова выходили мятыми, как собачья подстилка. — Кто он, Сатьявати?!

— Твой сын.

Прошло не меньше минуты, прежде чем она поправилась:

— Наш сын.

2

— Я родила его три с лишним года тому назад, через девять месяцев после встречи с тобой. Скрыть беременность в поселке невозможно, но ко мне относились хорошо — считали будущего ребенка сыном Спасителя-риши, великого мудреца Парашары, залогом удачи для всех…

— Этого не может быть, — сказал ты.

— Клянусь, я хотела, чтобы плод умер во чреве! Отец бы мог порассказать тебе, как ему приходилось чуть ли не силой отбирать у меня весло или за шиворот оттаскивать от тяжелых корзин! Я тайком грела воду — бабы говорили, что горячие купания срывают беременность… Будучи на сносях, пила выжимки снухи-молочая… Все зря! Почувствовав приближение срока, я села в челн и приплыла сюда, на этот остров…

— Этого не может быть, — сказал ты.

— Я думала, что умру — он родился таким… большим. Тогда я перерезала пуповину острым камнем и бросила ребенка около ашрама. Он плакал, кричал мне вслед, почти членораздельно — но я не обернулась. Возвратилась в старую хижину, где жила еще в бытность перевозчицей, выла там больше недели… Что ела? Спала ли? Не помню. Очнулась снова на острове. Сижу в челне, плачу, весло поперек колен, ладони до крови стерты, а на берегу — он. На четвереньках бегает. Зовет. Здесь камышниц много, так он сперва у них яйца из гнезд воровал, а после изловчился птенцов есть. Сырыми. И еще червей дождевых… улиток… Вышла я из челна, подняла камень, которым пуповину резала, и чувствую — не смогу. Руки плетями висят. А с середины реки отец кричит… Понял, хитрован, где меня искать!

— Этого не может быть, — сказал ты.

— Отец потом рассказывал: сон ему был. Вещий. Сам Опекун Мира являлся, в шапке до неба. «Вставай, — говорил, Юпакша, — и беги опрометью — родился у мудреца-Спасителя сын, да теперь самого дитятю спасать надобно!» Отец, когда меня в поселок доставил, рыбакам сразу начистоту выложил: каково дитя! И про сон добавил. Думали, спорили, наконец решили: пускай живет себе на острове, а мы Спасителеву чаду станем харч возить, ашрам чинить… Там видно будет! Выживет — добро, помрет — тоже зло с гулькин нос, знать не судьба! Я поначалу не ездила — видеть боялась. Чуяла душа: не удержусь, возьмусь-таки за камень! Бабы меня стыдили… Месяц прошел, другой, третий, возвращается отец мой от внука и хохочет: заговорил! Юпакша только на берег, еще по колено в воде, а внучок уже от хижины орет благим матом: сам, дескать, трескай свою простоквашу, хоть залейся — а мне рыбки лучше привези или там утятинки копченой!» Отца чуть удар не хватил…

— Этого не может быть, — сказал ты.

— Полгода терпела, потом приехала. Сама, без Юпакши. Встретил как ни в чем не бывало, смеялся, шутил… А я смотрю на него — и в горле комок. Борода у него рыжая… у шестимесячного. Сыном зову, язык ровно ошпаренный, а он почувствовал. Бросил юродствовать, за руку взял и серьезно так: «Ты, мама, ежели противно, лучше не езди! Сама жизнь изгоем прожила, понимать должна — оно вдвое поганее, когда жалость, как помои из тряпки, выжимают!» Вот тут я сердцем и почуяла: мое! Пала ему в ноги: «Прости, — кричу, — дуру несуразную…»

— Это сон, — сказал ты. — Это ночной кошмар. Сейчас я проснусь и все будет по-старому.

— Угу, — откликнулся из угла трехлетний ребенок, скорчив гримасу и запуская мосластые пальцы в огонь бороды. — Давай просыпайся, папулька…

Сатьявати уже давно молчала, только всхлипывала украдкой, а Гангея все смотрел на обретенного сына и сутулился под тяжестью правды.

Почему-то все время мерещилось: вот он возвращается в Город Слона и знакомит раджу Шантану с внуком…

За все надо платить.

Вьяса вместе с обезьянкой мало интересовались тягостными раздумьями наследника — они дружно хлебали из одной миски душистое варево, временами ссорясь из-за особо лакомого кусочка. После первого знакомства и стычки с Крошкой-привратницей мартышка на удивление быстро сошлась с хозяином ашрама. Ластилась, копалась в колтунах, вовсю приставала к нему с многочисленными обезьяньими заботами и даже дала подержать свою драгоценную гирлянду из черепов — что для Кали было верхом доверия.

Они были похожи. Очень. Провал вместо переносицы, морщины избороздили плоть, похожую на застывший сок смоль-древа, массивные челюсти выпирают вперед… лапы до колен, ладони черпаками свисают, а мякоть самих ладошек розовеет младенчески!.. Словно в хижину забрался павиан-вожак с самкой-недорослем, осмотрелся и решил пожить денек-другой, до того момента, когда опять потянет на волю. Но Вьяса изредка прекращал шумно набивать утробу (будь Гангея менее взволнован, он бы заметил нарочитость поведения урода!) и в упор глядел на сына Ганги. В такие минуты разом отступало на задний план внешнее звероподобие, переставали смущать иссиня-черная кожа и волосы цвета каленой меди, даже светящиеся в темноте глаза выглядели обыденно. Мало ли, у одних зубы кривые, у других шрам через всю щеку, третьи глазищами сверкают… Бывает.

1 ... 54 55 56 57 58 59 60 61 62 ... 107
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?