Футбол сквозь годы - Николай Старостин

Не могу, например, согласиться, когда слышу, как современный тренер во всеоружии разученных им тактических схем и маневров демонстрирует их игрокам по пятьдесят раз за сезон и не меньше чем по полтора часа за «сеанс» фишками на доске, пытаясь вдолбить, когда и куда они должны передвинуть ногу.

У меня в таких случаях возникает ощущение, что он блистает своими познаниями, так сказать, из любви к искусству, а к предстоящему матчу они имеют поверхностное отношение. Да, тренерам следует всячески предостерегать игроков от ошибок, внушать, что им не рекомендуется делать. А каждый ход в игре не предусматривать и не навязывать! Обстановка на поле большей частью непредсказуема, команда не может одинаково выполнять затверженные заповеди, если счет сделается 0:1 либо 1:0. Она непременно что-то изменит по ситуации, на то она и команда мастеров.

Я уж не говорю о том, насколько нужнее и практичнее умение тренера разбираться в особенностях игроков противостоящей команды. Такие сведения и в прежние времена высоко ценились. И не одна техника должна учитываться, но и психология, характеры противников.

Остановился я на этом по той причине, что с удивлением вижу, как иной раз ради широко распространенных схем и среднестатистических подсчетов игровой деятельности на глаза футболистов надевают шоры, требуя строго определенного поведения, лишая их инициативы, выдумки, риска, из-за чего игра оскудевает и тускнеет.

Хотя футбол и сильно изменился, не все из старого опыта бесполезно. Мне кажется, что нынешние игроки недостаточно работают над скоростью. Кроме футбола, я увлекался легкой атлетикой, был бегуном на средние дистанции. Участвовал в эстафетах по Московскому бульварному кольцу «А», несколько лет моей дистанцией становился Покровский бульвар, помню, что пробегал по нему 1300 метров. Но темп «средневика» для футболиста малопригоден, и я самостоятельно, по внутреннему побуждению, ежедневно совершал по 100 коротких, резких рывков, приобщаясь к миру спринтеров.

Так я наращивал, а потом и сохранял скорость до конца своих занятий футболом. В результате, будучи еще и выносливым, я изрядно выматывал своим бегом защитников сборной Ленинграда, нашего постоянного соперника. И, кроме меня, тогда многие без указчиков и надзирателей упражнялись самостоятельно, как им подсказывала футбольная необходимость.

Что и говорить, скорость – природный дар, сейчас при приеме в команды особенно обращают на нее внимание, и это правильно. А берегут ее футболисты нерадиво, то и дело слышишь о ком-то: «Потерял скорость», хотя возраст отнюдь не критический. Из-за этого и сходят со сцены прежде срока.

Кажется, я недвусмысленно дал понять, что, по моему мнению, современный футбол значительно и существенно отличается от старого. А теперь скажу и о том, что меня не устраивает сегодня.

С того момента, когда команды мастеров стали гораздо больше играть и тренироваться, нагрузки, как и требования к технической квалификации, выросли, прежний откровенный, неуемный пыл стал подчиняться строгим правилам турнирной стратегии. Не возразишь, это естественно.

При такого рода поворотах нередко начинают заново пересматривать и саму суть игры. Едва ли не большинство тренеров заразились оборончеством, декларации об атакующем футболе провозглашаются для «приличия». Команды соревнуются не в том, кто больше забьет, а в том, кто меньше пропустит. Из-за этого футбол искажается даже на глаз.

Нельзя же предположить, что размеры поля взяты с потолка, нет, они предусматривают наилучшие возможности для содержательной игры, острых комбинаций – 7350 квадратных метров. Прикиньте, сколько используется обычно: хорошо, если по 15–20 квадратных метров на футболиста. А половина поля не обжита. Толкотню и тесноту обусловливают вовсе не новейшие тактические построения, а психология оборонцев, их боязнь пропустить мяч, ибо у них нет веры, что сумеют забить ответный гол. Иногда мы сидим на лавочке и спрашиваем друг у друга: «Кто ударил?» В толпе не различишь. Называйте футбол моей молодости простоватым, но я ручаюсь, что мы умели занимать все поле, в плотные кучи не сбивались.

Надо ли говорить, что я пронес через всю жизнь пристрастие к форвардам. Кто изведал охоту за голами, тот ее не забудет. А ведь как доставалось! Но ничто не могло положить конец стремлению к воротам, к прорыву, к удару.

Когда я сейчас вижу в команде двух, а то и одного форварда, испытываю чувство горечи. Прекрасно осведомлен о новых тактических построениях, вижу, что и хавбеки, даже защитники забивают. И все же «сокращение штатов» неминуемо повлекло за собой сведение к минимуму искусства форвардов, самого тонкого, изощренного в футбольной игре. Понимаю, что никого не уговорю прибавить в командах нападающих. Но почему-то надеюсь, что о нас, крайних форвардах, еще вспомнят. Футбол пережил не одну тактическую перемену на моей памяти, и если в последние годы из передней линии совершался «отлив», то почему он не может обернуться «приливом»?! В этом случае, помимо всего прочего, будут учтены интересы зрителей.

Я вообще полагаю, что футболу в будущем предстоит еще совершенствоваться как зрелищу. Мне приходилось видеть наименьшие из разрешенных размеров поля, и делалось это для того, чтобы зрители могли видеть больше событий в наиболее интересных для них зонах.

Вполне вероятно, что со временем футбол уйдет под крышу. Ни дождя, ни снега, ни ветра. Идеальное поле, где можно показать все совершенство техники. На игроках легкие туфли, позволяющие избежать травм при столкновениях. Фактически все это в какой-то мере уже испробовано. Остается добиться идеального для игры качества настила. Знаю, что есть противники футбола под крышей, у них свои доводы, но тут уж нас рассудит время.

Вернусь к тому, что еще мне претит. Это персональная опека. Вопрос сложный, о нем и так и этак судят много лет разные авторитеты. Не собираюсь касаться его во всем объеме, во всех частностях. Кажется, я был одним из первых нападающих, кто подвергся «персоналке». Итог был таков: когда мне однажды удалось оторваться от опекуна и выйти один на один с вратарем, мой постоянный преследователь, уверенный, что обязан меня «съесть», недолго думая ударил меня сзади по обеим ногам. Я упал, и меня отвезли в больницу. Было ли утешением, что моего обидчика удалили с поля? В конце концов, суть не в моем неловком падении, а в том, что против футбола было совершено преступление. И сколько самых лучших игроков пострадало от грубости, от «персоналки»: Федотов, Бобров…

«Персоналка» – цинично-плебейский способ ведения защиты, при котором игрок подвергается грубому насилию. Не верю, чтобы с трибун так уж привлекательно выглядело это туповатое, назойливое преследование на грани не фола, а членовредительства. Утверждают, что встречаются искусные «персональщики», которые и мяч отберут, и соперника пальцем не тронут. Допустим, такие есть. Но много ли их? А персональную опеку, хотя она не способствует развитию ни техники, ни соображения, внедряют даже в детских командах. Это тоже проявление оборончества – «сам не играй и другому не позволь». Хочу только оговориться, что имею в виду не наблюдение за противником в зоне, а преследование по всему полю.