В поисках любви - Кэтрин Кинкэйд

Но когда наконец он проник в нее, Эмма охнула от неожиданности и боли.

– Эмма? – Даже это короткое слово далось ему с трудом из-за участившегося дыхания. – Тебе больно, Эмма?

Прежде чем ответить, она положила свои ладони ему на бедра и задвигалась, побуждая его следовать велению собственной плоти. Он пытался быть ласковым, хотел было дать ей время, чтобы привыкнуть к вторжению, но она нетерпеливо прижалась к нему.

– Не отступай! – простонала она. – Возьми меня, Сикандер! Сделай меня своей. Преврати в женщину.

Другого поощрения ему и не требовалось. Все произошло стремительно. Могучий взрыв превзошел все, что он когда-либо испытывал с женщинами. Ему казалось, что он изливает в нее не только семя, но и всего себя, какой он есть и когда-либо будет; она вбирала его в себя без остатка, выжимала досуха, забирала все, что он был способен отдать, а потом возвращала с лихвой.

Наслаждение было сказочным, удовлетворение оставило позади самые безумные фантазии. Но этим все не исчерпывалось: когда потом они лежали рядом, сонные, пресыщенные, утомленные, он поймал себя на мысли, что еще не насладился ею до конца. Да и сможет ли он когда-нибудь пресытиться ею?! Эмма стала частью его самого, а он находил свое продолжение в ней. Он торжествовал, как и подобает мужчине, но за торжеством проглядывал страх. Что же теперь будет дальше?

О том, чтобы ее отпустить, и речи быть не могло. Он хотел, чтобы она осталась с ним навсегда и каждую ночь проводила в его постели. Он мечтал научить ее всем секретам любви. Отныне она должна принадлежать только ему – в самом первобытном смысле этого слова. Кингстон вдруг понял, что, овладев Эммой, стал одержим ею… Останется ли она с ним? Как отнесется к Парадайз-Вью? Захочет ли жить там, а если захочет, то в каком качестве?

Он вспомнил Лахри, свою красавицу возлюбленную. Теперь ее придется отослать, позаботившись о ее благополучии. Причем сделать это как можно быстрее, чтобы Эмма ни о чем не узнала. Присутствие в зенане остальных женщин он сумеет объяснить, но достаточно посмотреть на Лахри, чтобы понять, какого рода отношения их связывали. Нет, придется Эмму на какое-то время изолировать от зенаны. Конечно, она сама быстро проберется на женскую половину. Но прежде, чем это произойдет, он должен удалить оттуда Лахри, подыскав ей нового покровителя.

Потребует ли Эмма брака? Сейчас, прижавшись к нему во сне, с сияющим лицом и перепутанными волосами, она выглядела такой же молоденькой, как его любовница, от которой он собирается избавиться в ближайшее время; но жениться на ней?! Это не укладывалось у него в голове. Он не представлял себя правильным британским мужем, как и Эмму – правильной британской женой. Да при всем желании у них ничего из этого не вышло бы. Все возражения, существовавшие прежде, никуда не делись и теперь. Он не британец, о чем знает весь свет. Любая форма открытых, освещенных законом отношений между ними – как и не скрепленных законом, – вызовет скандал и в британском, и в индийском обществе.

Единственный способ избежать травли – это следовать первоначальному плану: она будет няней его детей, он – ее работодателем. В Парадайз-Вью придется первым делом нанять для нее айю, а также позаботиться о соблюдении тайны перед гостями и слугами.

Если Эмма все же будет настаивать на браке, он попытается ее отговорить. Он не имел права ставить под удар свое положение в обществе. Ведь только благодаря своим связям он мог поддерживать деловые отношения как с белыми, так и с индийцами. Если его подвергнут остракизму, это прежде всего отразится на его бизнесе. Да и как себя почувствует Эмма, если действительно окажется отрезанной от британского общества? Сделавшись его женой, она превратится в нежелательную персону. Многие английские дома будут для нее закрыты. Дружбу с ним сохранят буквально считанные индийцы вроде Сайяджи, но что от этого самой Эмме? Даже если их жены и любовницы предложат ей свою дружбу и гостеприимство, она вряд ли этим удовлетворится.

Разве захочет она провести всю жизнь запертой в зенане, как послушная индийская жена? Никогда европейская женщина не согласится на это!

Алекс проснулся на рассвете и сообразил, что надо возвращаться к себе в палатку, иначе весь лагерь узнает, где он провел ночь. Такая ситуация стала бы невыносимой для Эммы. Он неслышно поднялся с тюфяка.

Эмма со вздохом перевернулась на другой бок, но не проснулась. Ее дыхание было ровным, губы слегка приоткрыты. Алексу хотелось разбудить ее жарким поцелуем, однако разум взял свое, и он стал поспешно одеваться. Наклонившись за башмаком, он увидел документ – бесценную бумагу Эммы, делающую ее владелицей Уайлдвуда. Все время, что он пробыл в этой палатке, он ни разу о нем не вспомнил. Удивляться тут было нечему: ведь он не помышлял о будущем, наслаждаясь настоящим.

И вот он попался ему на глаза – документ, подлежащий уничтожению! Наверное, Эмма вынула его из непромокаемого чехла, чтобы проверить, не пострадал ли он после переправы, и не успела убрать.

Он оглянулся на Эмму. Если он прихватит бумагу с собой, она обязательно обнаружит пропажу. Но как уничтожить документ, не навлекая на себя подозрение? Он поднес листок к глазам, пытаясь прочесть его при слабом свете зари. Кое-где чернила расплылись – несмотря на все предосторожности, документ немного пострадал. Жаль, что сырость не уничтожила его целиком! Тогда Алексу не пришлось бы совершать ничего предосудительного, чтобы потом мучиться угрызениями совести.

Не мог же он сейчас положить его на место и удалиться, ничего не предприняв? Ведь он только и думал о том, как завладеть проклятым документом и уничтожить его! Он едва не бросил Эмму в Аллахабаде, но она уговорила его, пригрозив, что отправится в Бхопал и предстанет перед тамошними властями; не хватало только, чтобы эта публика предприняла расследование! Набобзада будет счастлив вынудить Алекса отчислять ему больший процент от доходов.

Да, он любил Эмму, но это ничего не меняло: ее бумага по-прежнему представляла для него угрозу. Угрозу для Майкла и Виктории. Да и зачем теперь Эмме это проклятое наследство? Тем более что самого Уайлдвуда уже больше не существовало. А то немногое, что еще оставалось от плантации, лежало в руинах; он постарается, чтобы Эмма ненароком не набрела на них. Тогда почему бы вообще не уничтожить бумагу? Взамен он преподнесет ей весь Парадайз-Вью. Если она согласится быть его любовницей и няней его детей, то получит богатство, о котором и мечтать не могла.

Однако она ни в коем случае не должна заподозрить, что он намеренно уничтожил ее драгоценность; все должно выглядеть как случайность. Алекс осмотрелся. Рядом с подносом, на котором сушилась злополучная бумага, стоял кувшин с водой. Бумага сухая, но ей недолго оставаться такой!

Он вернул документ на прежнее место и толкнул кувшин ногой. Тот бесшумно опрокинулся. Алекс поспешно подобрал башмаки, глядя, как вода заливает весь документ. Чернила быстро расплывались. Еще немного – и текст станет нечитаемым. Алекс почувствовал облегчение, смешанное с угрызениями совести. Он обязательно возместит Эмме причиненный ущерб; он дал себе клятву, что сделает это. Ведь единственное, что она могла бы сделать с Уайлдвудом, – это продать его, продать либо ему самому, либо его недругам. Ведь ей предстоит стать хозяйкой Парадайз-Вью! При этом ей не придется беспокоиться о прибылях от добычи древесины, заниматься доставкой ее потребителям, назначать выгодные цены. Хранение леса, уход за слонами, без которых нельзя вывозить лес из джунглей, борьба с наступающими зарослями – всеми этими проблемами будет заниматься он, Алекс. Он избавит ее от стрессов, неминуемых при борьбе с конкурентами, которые спят и видят, чтобы уничтожить Парадайз-Вью!