Фонд - Уэс Демотт

Он заплыл в помещение и сразу почувствовал боль, словно Бог своей десницей проник ему в грудь и сжал сердце, как сжимают мокрую губку. В помещении находилась Мелисса. Она лежала и смотрела, как он приближается. Ее одежда была порвана, ноги сжаты в коленях. Он посмотрел на нее, и… Бог мой, что он сейчас почувствовал? Что-то совершенно отличное от того, что чувствовал когда-либо раньше, что-то ужасно нечестное и подлое, но в то же самое время естественное и понятное. Нечто неописуемое, но честное. Было ли это ненавистью? Чувство было настолько сильным, что ему захотелось сплюнуть и освободить свой рот от ощущения горечи. Это, без сомнения, была ненависть, теперь он точно знал. Ничто другое не имело такого омерзительного вкуса.

Как такое стало возможным? Как мог он возненавидеть Мелиссу за то, что случилось? Она была жертвой и совершенно бессильной противостоять нападению. Абсурдно так думать, ненавидеть ее за то, что она допустила подобное, но он тем не менее ненавидел. Да поможет ему Господь, он фактически обвинял ее в этом нападении, в том, что она допустила нечто такое, что внесло разлад в их отношения. Он врал, когда считал, что они порвали друг с другом из-за споров по поводу своих карьер, что было удобным объяснением как для них самих, так и для их друзей, но сейчас ему было ясно, что подлинная причина – изнасилование. Он не мог смириться с этим и не мог признать факт, что оказался бесполезным, когда Мелисса по-настоящему нуждалась в его помощи. Он не мог преодолеть боль от собственного фиаско.

Ужасная камера еще не высказала всего и не отпускала от себя. Он пытался открыть глаза, пытался бежать, но запутался в сетях из шелковых мысленных нитей. Они вибрировали, принося с этой вибрацией в его сознание истину. Теперь он плакал. Плечи опускались и поднимались в такт с неравномерным ритмом рыданий. В какой-то момент он подумал о том, где сейчас находится его тело, и о шофере такси, который, должно быть, пожалел, что взял такого пассажира. Но он едва воспринимал тот факт, что находится в такси, и, уж конечно, ему не было никакого дела до водителя.

Его злейший враг – осознание вины, теперь он это понимал. И в таком состоянии он находился уже два года. Однако это не было ощущением вины за допущенное изнасилование, это было ощущение вины за собственные чувства, которые он отныне уже не мог в себе подавить.

Питер поддерживал Мелиссу после нападения. Был терпелив, относился к ней с пониманием, потому что именно это она просила. Держал ее на руках, когда Мелисса плакала, пытался не изменить к ней прежнего отношения и постоянно напоминал о том, что она не виновата в случившемся. Он без излишних слов поддерживал Мелиссу, пытаясь оставаться терпеливым и понимающим.

Но он не проявлял терпения в том, что касалось поимки насильника, и ни черта не понимал, почему ему следует сдерживать свое стремление к мести. Питер был зол как собака и хотел переехать в Делавер, чтобы выследить и поймать это животное.

Но она не позволила. Мелисса тешила себя надеждой однажды самой встретиться лицом к лицу с тем человеком, а Джеймисон может помешать. Так что он больше не заикался об этом и ничего не предпринимал, чтобы излечиться от своего недуга. Нося маску терпеливого любовника, он начинал ненавидеть Мелиссу. Из-за огромной любви к ней Питер был готов делать то, что она просила, даже если это шло вразрез с его чувствами. Всякий раз, когда Джеймисон думал о личных нуждах, он испытывал стыд, как человек, потворствующий собственным желаниям, и это замыкало крайне неприятный круг обстоятельств, которые заставляли его ненавидеть Мелиссу еще больше.

Продолжая трястись в такси, он наконец понял, что вовсе не стремится освободить Мелиссу. Нет и еще раз нет. Истина, открывшаяся ему в страшной камере, состояла в том, что он должен доказать что-то себе. Доказать, что есть достаточно сил помочь Мелиссе. Что она может рассчитывать на него, а он больше не оплошает.

Его чувства к Мелиссе изменились в тот же самый момент. Питер увидел в ней робкую, испуганную женщину, которая нуждается в помощи. Любовь к ней потрясла его подобно внезапному удару молнии, и ему показалось, что, может быть, он в конечном счете спас ее. По крайней мере, многое сделал для того, чтобы спасти. Он сплоховал на пляже, но потом долгое время был ее солдатом, ее силой. Пожертвовал собой ради нее, своими естественными чувствами, шансом заниматься с ней любовью, не думая о той ночи. Он делал все, что нужно ей, и считал ее исцеление куда более важным делом, чем его собственная здоровая психика. Он страдал за нее, зная, что не будет понят. Он сделал для нее больше, чем для кого-нибудь еще за всю свою жизнь. И вот теперь впервые почувствовал себя довольным.

Такси плавно остановилось, и дверь в «камеру» с шумом захлопнулась, оставив его снаружи. Питер открыл глаза и заморгал. По какой-то причине все ему сейчас виделось в ином свете.

Он расплатился и вышел, ощущая себя более легким и подвижным, чем за многие предшествующие годы. Джеймисону все еще хотелось плакать, но ему не стоило большого труда сдерживать слезы. Он был почти счастлив. Впервые после Делавера понял, как сильно любит Мелиссу. И даже допущенная когда-то ошибка не мешает его чувству. Он пошел по тротуару примерно в четырех кварталах от дома Кейна, почти срываясь на бег. Прощал себя и наслаждался примирением с собой. Прощал себя за то, что допустил изнасилование, и за стыд, который испытывал из-за самобичевания. И даже прощал себя за то, что по его вине Мелиссу увезли от него. Пребывая в этом состоянии духа, он простил себя и за Теда Броновича, за сугубо человеческую ошибку, состоявшую в том, что не попросил своевременно помощи Блевинса.

Его мотивы отныне были чисты, и он вполне понимал их. Он любил Мелиссу Корли больше, чем что-либо другое на этой планете. И да будет Божье прощение всякому, кто встанет между ними.

Мелисса сидела напротив спецагента Брюэра и ждала. С тех пор как они пришли в гостиную квартиры на втором этаже, никто из них помещения не покидал. Брюэр сидел там с середины вчерашней ночи и не произнес ни слова. Не сделал ни одного движения, даже не встал, чтобы сварить кофе, когда час назад взошло солнце. Они пристально смотрели друг на друга. Их разделяли дюжина футов пола из твердой древесины и взаимные подозрения двух врагов.

Теперь в любое время, думала она, вот-вот, совсем скоро. Агент кого-то ждал, она была в этом уверена. Возможно, Здоровяка, который приходил с Джиттерсом в ее камеру в Центре содержания под стражей задержанных правонарушителей. Шансы убежать от Брюэра ничтожны, но надеяться на лучшее не приходилось. Когда сюда явится Здоровяк, шансов не останется вообще. Только бы Брюэр подошел поближе, тогда она, возможно, смогла бы что-нибудь сделать. Ему, наверное, давно надоело сидеть не двигаясь, на одном месте и разглядывать ее ноги. Ну давай же, поспеши.

Мелисса пыталась попросить его поменять положение наручников, которыми была прикована к подлокотнику дивана, на что тот ответил, что и так дал ее руке большую свободу движения. На том все и закончилось. Ну а теперь что? Она ждала, планировала и думала о Питере. Он совершенно не понимал, на кого поднял руку, против какой могучей организации, основанной когда-то ее отцом, пошел, кому противопоставил себя.