Улыбка пересмешника - Елена Михалкова

Обернувшись, Кручинин увидел чернявого Давида, спешившего кнему с распростертыми объятиями, и пошел ему навстречу. За несколько шагов допомощника Кирилл сделал легкое движение, едва заметное, которое былозатруднительно трактовать однозначно – что-то вроде подергиванияплечами, – но Давид отчетливо осознал, что с объятиями торопиться нестоит, и опустил руки. К шефу он подошел, полностью перестроившись, и крепкопожал ему ладонь.

– Здорово, Кирилл Андреевич! Как ты?

– В норме. Пошли.

Пока они шли к машине, Кручинин то и дело проводил рукой поподбородку. За последние дни у него отросла щетина, и ему хотелось первым деломпринять ванну и побриться, но он видел по лицу Давида, что у того есть новости.И подозревал, что они не доставят ему радости, а значит, их нужно услышать какможно скорее.

– Поехали, Сань, – сказал Давид, и шофер тронулся сместа. – Ну что, давай сначала тебя домой забросим?

Он не собирался выражать сочувствие шефу, потому чтопонимал: сейчас это может лишь вывести Кручинина из себя. Вид у КириллаАндреевича, подумал исполнительный директор, жутковатый: глаза красные,запавшие, в прожилках, черная щетина расползлась по щекам и подбородку, а лицоосунулось так, словно он не несколько дней провел в камере, а пару месяцев.Труднее всего оказалось выдерживать его взгляд – тяжелый, давящий взгляд волка,выбравшегося из капкана и бегущего по следу охотника вместо того, чтобыспрятаться в укрытии.

– Ты погоди домой, – приказал Кручинин. – Сначалаговори, что случилось.

– В каком смысле?

– В прямом. Давай, не крути. Что у нас еще?

Давид покосился на шефа, поразившись его проницательности,и, вздохнув, начал рассказывать. Кирилл мрачнел с каждым его словом,похрустывал пальцами, и Давиду стоило больших трудов не дергаться при каждомщелчке, противном, словно давили таракана.

Новости были краткими: банк, в котором Кручинин взялприличную сумму под модернизацию производства, в одностороннем порядке повысилпроцентную ставку по кредиту.

– Кризис, что ты хочешь, – убитым голосом говорилДавид. – И ни к чему не придерешься!

Оборудование для цехов уже было закуплено у ВикторииВенесборг, а возвращать кредит фирме Кручинина было нечем – все деньги онвложил в производство.

– В первый цех вчера приезжали, забрали машины...

– Как?! – не поверил Кирилл. – Да они что,сдурели?! Ты куда смотрел?!

– А я что сделаю?! Не подкопаешься!

– Черт, да невозможно за три дня такое провернуть!

– Ну, как видишь, возможно...

Интонация Давида заставила Кручинина пристально взглянуть нанего.

– Что еще? Давай, выкладывай.

– Кирилл Андреевич, ты же понимаешь – бабла на возвраткредита нет... И они это тоже понимают...

– Не тяни кота за яйца.

– Ты же знаешь, сколько мы должны...

– Короче, Склифосовский!

– Они попытаются изъять часть имущества в счет погашениякредита.

Кручинин откинулся на спинку кресла, осмысливая сказанное.

– Что, цеха???

Давид молча кивнул. Кирилл грязно выругался сквозь зубы.

– Слушай, что происходит, а?! Как это можно проделать затакой короткий срок?! И потом, они же себе не враги! Пока суд идет, я успею...

Он замолчал, осененный новой мыслью, и подозрительновзглянул на исполнительного директора.

– Подожди-ка... Давид, это что – нас, типа, на абордажберут? Перекупают?

Его помощник издал невнятный звук, который можно былотрактовать и как согласие, и как отрицание. Но самое главное Кручинин услышал –Давид был ничуть не удивлен его предположением.

Кирилл втянул воздух сквозь сжатые зубы, как человек,откусивший слишком горячий кусок мяса.

– Предположения будут? Ну?!

Его «ну» прозвучало так угрожающе, что Давид сдался.

– Баравичов, – выдавил он. – Поговаривают, чторуководство «Альфы» сдало нас ему с потрохами.

– Похоже на то... – отозвался Кирилл, барабаня пальцамипо колену. – Похоже на то...

Он погрузился в глубокое раздумье, и Давид, искоса взглянувна шефа, почел за лучшее его не трогать. Неприятности, которые поначалувалились на них снежными шапками, а затем накатили снежным комом, теперьпревратились в лавину, грозившую похоронить под собой и его, и Кручинина, ивесь их «Мясновских». Вновь отметив про себя, как сильно изменился Кирилл всегоза несколько дней, Давид цинично подумал, что он-то из-под этой лавинывыберется, а вот шеф – вряд ли. У него было предчувствие, что Кручинину схваткас конкурентами дастся слишком дорогой ценой.

– Денег никто не дает, вот что... – скривившись, сказалон. – Не было бы долбаного кризиса, перекредитовались бы и заткнули дыру.Я сунулся везде, где мог, – повсюду отказ.

В памяти Кирилла всплыл стеклянный купол, и, вспомнивразговор, он почувствовал внезапное облегчение – все оказалось не так плохо,как могло быть.

– Деньги будут, – бросил он.

– Откуда?!

– Сказал, будут, значит, будут. А эти суки вместе сБаравичовым подавятся нашими цехами. Фабрика им не нужна, нет?

Давид придерживался мнения, что и фабрика нужна тоже, нопредпочел оставить его при себе. Его очень интересовало, где шеф собираетсянайти средства на погашение кредита, но он видел, что обсуждать эту тему с нимне будут.

– Это все она... – подал голос Кручинин, и Давид несразу понял, разговаривает ли он с ним или сам с собою. Подождав, он осторожноуточнил, кого имеет в виду Кирилл Андреевич.

– Вику, Вику... Ее рук дело. Так взяться за нас могла толькоона. Баравичов у нее – пешка. Пляшет под ее дудку, вот и все.

Наблюдательный Давид, давно сделавший свои выводы оботношениях Виктории Венесборг и своего босса, аккуратно спросил:

– А уговорить ее не получится, а, Кирилл Андреевич? Может,перемирие заключить? Сожрут они нас, как пить дать.

Кручинин молчал, но скулы его наливались кровью, и егопомощник пожалел о своем вопросе. Он ждал, что шеф взорвется, но Кирилл, к егоудивлению, не возразил ни слова.

– Добьется своего, – пробормотал он. –Вика-Викуша, что ж ты творишь, стерва?

Кручинин уперся затылком в подголовник и прикрыл глаза.Ровный шум мотора усыпляюще действовал на него, и он отключился отпроисходящего, забыв и об исполнительном директоре, с тревогой ожидавшем егоответа, и о шофере.

Сознание его раздвоилось. Остатки здравого смыслаподсказывали заключить перемирие с Викой, хотя бы попытаться, но зверь,сидевший внутри, только свирепо оскаливался: он знал, что никаким перемирием неутолить ту жажду крови, что разрасталась в нем. Ее можно было утолить, лишьрасправившись с человеком, осмелившимся бросить ему вызов и проколоть его шкурудо крови в нескольких местах. Оскалившийся зверь никому не прощал нанесенныхему ран.