Конец лета - Кэтлин Зейдель

Джеку захотелось его ударить.

Ответила Феба:

— Нет, Йен, мы не можем ждать — ни пока ты все выяснишь, ни чего-то еще. Подумай сам, Эми сильнее и в лучшей форме, чем все остальные.

— Эми? Но у нее же пет походных навыков.

— Навыков Джека хватит на двоих. Нам нужны мышцы, а это у нее есть. Мы все время считаем, что у нее не хватает мозгов, но она профессиональная спортсменка.

«Возрази на это», — хотелось сказать Джеку.

Йен не стал возражать. Он поджал губы, не одобряя всего происходящего. Затем заговорил:

— У тебя промокли ботинки, Джек. У меня есть пара отличных шерстяных носков.

Джек подумал, что ослышался. Йен проявил благородство. Предполагалось, что Джек должен выразить в ответ благодарность.

— Это было бы неплохо.

Мне не нужны твои дурацкие носки, даже если они шерстяные.

Но шерстяные носки были весьма кстати. У Джека таких не имелось, потому что он никогда не мог заставить себя потратить лишние деньги на комфорт.

Йен пошел за носками, а Джек встал на колени рядом с Ником. Ник кусал губу, стараясь не закричать. Джек дотронулся до его руки.

— Держись, парень. Бее будет хорошо.

Джек в это верил. Если повязка соскользнет, Феба и Джайлс будут держать рану всю ночь, если понадобится, такие они люди. Кровотечение Нику не грозило, но зашить рану и проверить сухожилия — тут врач не помешает.

Йен подал Джеку носки: они оказались толстыми, легкими и мягкими, как раз то, что нужно, когда у тебя промокли ботинки.

— Спасибо, — сказал Джек.

— В нашей семье лучше всех подбирает одежду моя младшая сестра. Кажется, мы с ней поменялись ролями.

Когда доходило до серьезных дел, видимо, даже Йен мог быть настоящим парнем. А вот из-за пустяков он становился невыносимым.

Эми уже спустилась к каноэ. Они выбрали маленькое. У них было два рюкзака: пухлый, но легкий — с их свитерами и спальными мешками, и поменьше — с палаткой, провизией и кое-каким снаряжением. Пока Эми ходила за вторым веслом, Джек сменил носки.

Было пять тридцать, светло будет до девяти. Джек посмотрел на карту. Они смогут заночевать примерно в часе пути от лесничества и доберутся до него па рассвете завтра утром. Бросок предстоит значительный, но он был уверен, что они справятся.

— Готова? — спросил оч Эми.

— Готова, — ответила она.

Скорость зависела от сидящего на носу, и Эми задала хороший темп. Будь это кто-нибудь другой, Джек сказал бы, что надо экономить силы, но Эми умела их рассчитывать. Должно быть, она знала о своем теле больше любого его знакомого. Поэтому он промолчал. Они летели по озеру, их весла с поразительной слаженностью глубоко погружались в воду, затем поднимались и описывали в воздухе круг. На веслах дрожали капли воды, с обеих сторон от каноэ расходились полукруги водной глади. Они молчали, а их мышцы разогревались, становясь эластичнее.

Эми стянула свитер. На ней был черный купальник, на удивление закрытый — почти до ключиц — спереди и низко вырезанный сзади.

Спина у Эми была удивительной, Джек никогда не видел ничего подобного. Он заметил это в первый же раз, когда увидел Эми в купальнике. Ее мышцы были обозначены слегка, даже, пожалуй, едва заметно, на они были так хорошо развиты, что казалось, будто у нее совсем нет лопаток.

Волоки они преодолели быстро. Эми несла сразу оба рюкзака, большой на спине, меньший спереди, а Джек — каноэ. После каждого перехода он подходил к берегу, снимал каноэ с плеч и бросал на воду. Эми аккуратно сгружала рюкзаки в каноэ, брала свое весло и была готова плыть.

Они гребли, вполне укладываясь в график. Ритм движений Эми был почти совершенен — ни разу не замедлился и не ускорился. Джек чувствовал полную с ней согласованность, тела двигались синхронно. Прошли часы. Их тени на воде удлинялись, по мере того как садилось солнце, Они приблизились к тому месту, где Джек планировал заночевать, и поплыли дальше.

Казалось, будто время исчезло. Не было ни прошлого, ни будущего, только то, что происходит сейчас, — напряжение мышц, движение рук и спины. Имели значение лишь эта задача, этот момент, а не цель, не причина, только само дело. Вот для таких моментов Джек и жил. Орудие в твоих руках — молоток, дрель или каноэ и весло — становится частью тебя, твоим продолжением, и каждое движение поет в гармонии с тобой, твоей задачей и твоими орудиями.

И находиться здесь, вдали от телефонов, пейджеров и клиентов, не отвечать ни перед кем, кроме себя и своего напарника, это было…

То же самое, что чувствовал его отец? Он командовал подлодкой, и большая часть его миссий была секретной. Джек часто выпытывал у него подробности, но отец давал туманные ответы. Теперь Джек предполагал, что он по заданиям проникал в советские порты и фотографировал их флот; о таких вещах не говорят ребенку, чтобы он потом не болтал лишнего на спортплощадке.

Когда лодка уходила на задание, она плыла одна, на много дней лишенная даже радиосвязи. Ее командир не отвечал ни перед кем и ни за что, кроме безопасности людей и результатов задания.

Может, именно это отец и любил в своей работе — не канцелярщину, не чины и почести, а находиться в субмарине, глубоко под водой, там, где ни один адмирал не будет постоянно дышать тебе в затылок. И вся его осторожность, эта настойчивость, стремление, чтобы все было выполнено должным образом, — может, это было одним из способов держать адмиралов от себя подальше?

Ты так же, как я, ненавидел начальство, папа?

Внезапно Джек со всей отчетливостью понял, что его отец действительно ненавидел начальство, может, даже сильнее, чем Джек.

Мама как-то упомянула, что когда отец учился в Военно-морской академии, таких, как он, было немного — сын шахтера, уже отслуживший несколько лет. Остальные курсанты были мальчики из пригородных колледжей.

Это было нелегко.

Но на военной службе ты не продвинешься, бунтуя. Всю свою карьеру Джон Т. Уэллс-старший придерживался правил игры.

И чем это кончилось? Его сделали адмиралом, посадили за стол, чтобы он дышал в затылок тем ребятам, что вовсю наслаждались своим делом.

Я бы этого долго не выдержал. Джек знал это по себе.

Но он не был шахтерским сыном, он был сыном адмирала. Вероятно, гораздо легче рисковать и менять что-то, когда ты опираешься на некоторые привилегии.

Джек поерзал на холодном алюминиевом сиденье. Ему было не по душе думать о себе как о привилегированном человеке, но так оно и было. С другой стороны, было бы несправедливо притворяться другим по отношению к отцу.

Небо потемнело, и они плыли при луне; ее бледно-золотистый свет прокладывал дорогу по черной воде. Им оставалось всего пятнадцать минут хода до лесничества, но впереди ждал еще один волок, скалистый и крутой.