НЕобычная любовь. Дневник «подчиненной» - Софи Морган

Он пристально посмотрел на меня.

— Но ты точно в порядке? Честно?

Я улыбнулась ему и кивнула.

— Честно. В порядке, — в первый раз я солгала ему.

Я все еще не могла до конца в это поверить. Он не мочился на меня, он не перешел моих ограничений. Облегчение было безмерным. Я могла доверять ему и впредь. Но пока я лежала и слушала его сонное дыхание, по моим щекам катились слезы. Была одна-единственная проблема.

Я не доверяла себе.

Это было действительно нелепо — как то, чего на самом деле не было, могло оказать такое сильное воздействие на мое сознание? Но так оно и случилось.

Стоит отдать должное Адаму. Он сказал, что собирался заморочить мне голову, и сделал это с грандиозным эффектом. Но он был милым после этого, действительно милым. Он понял, как это на меня подействовало, и приложил немало сил, чтобы разубедить меня. В переводе на клинический язык, он был квалифицированным и внушающим доверие доминантом. И более того, как мой бойфренд, он был любящим, и заботливым, и встревоженным.

В тот вечер, пока он дремал, я лежала с открытыми глазами, а в голове гудело. Потом мы ходили на этакий изысканный ужин — прекрасно приготовленные морепродукты и роскошного вида шоколадный пудинг привели меня в экстаз. Адам сделал мне комплимент по поводу моего платья, а у меня перехватило горло от вида его, облаченного в самый утонченный из всех его деловых костюмов. Это было романтично, весело, и Адам был на высоте. Нам было так хорошо друг с другом, как и всегда. Это было прекрасно, поистине прекрасно.

Проблема состояла в том, что в то время, когда я наслаждалась вечером, крошечная часть моего сознания металась, как обезумевшая. Это было похоже на звуковую дорожку: в целом я могла не обращать на нее внимания, но время от времени она звучала все громче и громче, и, в конце концов, я снова думала о том, о чем вообще не хотела задумываться.

Это была по-настоящему незабываемая ночь, прекрасная и романтическая.

А потом мы вернулись в номер. Тайком, на четвереньках пробрались на балкон, так что никто не мог нас видеть и, хихикая, как дети, лежали там раздетые на полу, и только запасное одеяло, украденное из гардероба, защищало нас от холодного бетона. Мы прижимались друг к другу, чтобы согреться, а потом к прижиманиям добавились ощупывания, и вскоре мы уже трахались, посмеиваясь, как неудобно быть сверху (на бетоне было жестко стоять на коленях), и наслаждались друг другом. Когда каждый из нас пришел в себя после собственного оргазма, мы обнялись и смотрели на звезды, а потом он поцеловал меня и сказал, как сильно любит меня. Я поцеловала его в ответ и сказала, что тоже люблю его.

Это была по-настоящему незабываемая ночь, прекрасная и романтическая — ну, настолько прекрасная и романтическая, насколько возможно, учитывая, что чуть раньше я была уверена, что Адам мочился на меня. А вот с этим были трудности. Я должна была найти силы избавиться от странного чувства, но в действительности это не получалось. И причина была во мне, а не в нем.

Часто после сексуальных игр в моем мозгу возникали яркие вспышки воспоминаний о том, чем мы занимались.

Когда я уже лежала в постели, мои мысли постоянно возвращались к тому моменту в ванной: нарастание оргазма, уверенность, что он мочится на меня. Две вещи непрестанно крутились в моей голове:

1) Я думала, что он мочится на меня, и не остановила его.

2) Я думала, что он мочится на меня, и все равно кончила.

Я знаю, некоторые люди наслаждаются подобными вещами, но для меня это всегда было жестким ограничением. Несмотря на то, что мои границы сместились за то время, что я была с Адамом, некоторые вещи остались за их пределами. Это были, естественно, все незаконные штучки; все, что может привести к травмам и повреждениям; все, что связано с унитазом; то, в чем участвует несколько партнеров (да, несмотря на то, что до этого у меня был секс втроем, я очень осторожно отношусь к неразберихе в отношениях, которая возникает, когда трое занимаются этим одновременно); то, для чего требуются иглы (да, я слабачка). Я верила, что он придерживается всех этих ограничений, и он действительно их придерживался.

А я — нет.

Я стыдилась своего бездействия. А еще отвращения к себе и бесхарактерности. Часто после сексуальных игр в моем мозгу возникали яркие вспышки воспоминаний о том, чем мы занимались. Чем более сильным было противостояние, тем больше была вероятность возникновения таких вспышек. Во время моих ранних D/S экспериментов именно они помогали мне примириться с мыслями и ощущениями, которые были вызваны моими новыми необычными экспериментами. Они были возбуждающими и полезными и позволяли мне прийти к пониманию эмоциональной стороны того, что я делала, и того, что делали со мной.

Но с последним экспериментом дела обстояли иначе: чем больше я о нем думала, тем более растерянной становилась. Во время любого другого, даже более вызывающего и болезненного D/S опыта в основе было удовольствие. Напряжение сил — да, очень часто стыд (но, я думаю, теперь совершенно очевидно, что мне это и нравится в определенной, кривой, плоскости). Этот случай отличался. Намерения Адама были самыми добрыми — дьявольскими, но добрыми: создать эротический эквивалент дома ужасов, где до смерти пугаешься собственных страхов, но выходишь с противоположной стороны целым и невредимым, с нервным хихиканьем и бьющимся от страха сердцем, и все из-за сценария, который существует лишь в твоей голове. Но я не могла отделаться от этого и, таким образом, обесценить свой ужас.

Думаю, я недостаточно пользуюсь стоп-словом, даже когда ход событий достигает той точки, когда все становится невыносимым. Черт побери, дважды из четырех раз я использовала его, потому что у меня до такой степени сводило ступни при связанных ногах, что просто было необходимо попрыгать и потрясти ими для восстановления кровообращения (так и вижу, как «соблазнительно» это выглядело).

Здравым умом я понимаю, что неправильно рассматривать использование стоп-слова как провал, но где-то в моей голове это так и воспринимается — ну уж если не как провал, то точно как поражение, когда впору размахивать белым флагом. Обычно это было нормально, потому что люди, с которыми я была раньше, учитывали мою неуступчивость, но здесь — здесь ответственность лежала на мне, а я отреклась от нее. Я просто окаменела.

Я попробовала найти рациональное объяснение. Я была потрясена. Все произошло слишком быстро. Где-то в глубине я знала, что Адам не мочится на меня — возможно, я могла заметить отсутствие запаха, или что вода была недостаточно теплой, или… но все казалось просто надуманным. Я чувствовала себя выбитой из колеи, и так длилось несколько недель.

Расширение границ — это естественный процесс, но в какой момент просто «далеко» переходит в «слишком далеко»?

Мы говорили об этом с Адамом; он хорошо меня знал и мог сказать, что все не совсем правильно, но я намеренно говорила с беспечностью, когда мы это обсуждали. Я отмахивалась от его извинений, потому что была твердо уверена: ему не за что извиняться; за это отвечала я. От его поддержки и доброты моя любовь к нему становилась сильнее. Он прижимал меня, гладил по волосам во время тех разговоров. Я думала, он считает, что мы уже пережили это, и все позади. Но, несмотря на наше возвращение к повседневной жизни — работа, обсуждение новостей, просмотр телевизора, встречи с друзьями и родителями — этот эксперимент наложил необъяснимый отпечаток на мое настроение и продолжал будоражить мою память в минуты покоя.