За чертой - Кормак Маккарти

Когда Билли проснулся, Бойд сидел, напряженно вглядываясь сквозь деревья.

— Что там?

— Здрасте пожалуйста.

Он приподнялся и поглядел на другой берег протекавшего в болоте ручейка. В камышах на корточках сидели трое индейских детей и смотрели на них. Когда он встал, весь замотанный в одеяло, они бросились наутек.

— Куда, к черту, пес подевался?

— Не знаю. А что он, по-твоему, должен был сделать?

За деревьями поднимался дымок и слышались голоса. Поправив на себе одеяло, Билли подошел к акации, снял с нее высохшую одежду и вернулся.

Это были индейцы тараумара. Как все тараумара, они передвигались пешком, а шли они назад в горы. У них не водилось ни скота, ни собак. И по-испански они не говорили. Мужчины были в одних белых набедренных повязках и соломенных шляпах, зато женщины и девочки щеголяли в ярких, многоцветных платьях со множеством нижних юбок. Кое-кто из них был обут в уарачи, но в большинстве они были босы, а их узловатые и похожие на копыта ступни, обутые или нет, были жестки и сплошь покрыты толстыми мозолями. Их имущество, упакованное в тюки из домотканой материи, лежало сваленное под деревья вместе с полудюжиной луков из дерева мора{53} и кожаных колчанов с длинными тростниковыми стрелами.

Женщины, занимавшиеся у костра готовкой, никакого интереса к одетым в свежевыстиранные лохмотья мальчишкам, вдруг появившимся на краю поляны, не проявили. С женщинами были старик и юноша, игравшие на самодельных скрипках; юноша сразу прервал игру, но старик продолжал играть. Этим водопоем тараумара пользовались тысячу лет и приносили сюда многое из того, что видели в мире. Несли впечатления о закованных в броню испанцах, об охотниках и ловцах, о грандах и их возлюбленных, о беглецах и рабах, об армиях и революциях, о мертвых и умирающих. Все увиденное пересказывалось, а рассказанное запоминалось. Двоих бледных и изможденных сирот-северян, в непомерно широких шляпах, приняли легко. Их усадили на землю слегка поодаль от других и дали еду в железных мисках, таких горячих, что не удержишь. В них было варево из соленой свинины с кукурузой, в котором обнаружились и тыквенные семечки, и мескитские бобы, и кусочки дикого сельдерея. Они ели, скрестив перед собой ноги и установив миски на боковины голенищ. Не успели доесть — от костра подошла женщина с бутылью, сделанной из тыквы, и налила им странной густой жижи кирпичного цвета, приготовленной бог знает из чего. Какое-то время они сидели смотрели. Больше пить было нечего. Никто не проронил ни слова. Цвет кожи у индейцев был темный, почти черный; их молчание говорило о взгляде на мир как на нечто временное, зыбкое, глубоко подозрительное. От них исходили токи настороженной сосредоточенности, словно они соблюдают готовое вот-вот сорваться перемирие. Находясь при этом в состоянии бессмысленной и безнадежной настороженности. Как люди, оказавшиеся на тонком льду.

Когда с едой было покончено, братья произнесли слова благодарности и удалились. На благодарность им ничем не ответили. Никто не произнес ни слова. Уходя, уже за деревьями, Билли оглянулся, но даже дети не смотрели им вслед.

Индейцы вечером пошли дальше. Над оазисом воцарилось великое молчание. Билли взял ружье и пошел с псом в красноватых долгих сумерках через травы исследовать местность. Тощие коровы желтоватой масти выглядывали из-за тополей и акаций, фыркали и рысцой отбегали. Охотиться было не на кого, за исключением мелких вяхирей, слетающихся к воде, но он не стал на них тратить патроны. Стоя на взлобке саванны, он смотрел, как на западе солнце заходит за горы, вернулся в темноте, а утром они поймали коней, поседлали Бёрда и двинулись вновь.

Под вечер въехали в мормонское поселение Колония Хуарес, дорога пошла между виноградниками и садами, они срывали с деревьев яблоки и совали за пазуху. Через реку Рио-Касас-Грандес переправились по узкому дощатому мостику и дальше ехали мимо аккуратных беленых домиков, обшитых вагонкой. Недлинная улица была обсажена деревьями, а домики выглядели ухоженными — около каждого садик и лужайка, обнесенная беленьким штакетником.

— Что это за поселок, интересно, — сказал Бойд.

— Понятия не имею.

В конце улицы поворот, опять пыльная дорога, и снова они в пустыне, как будто этот ухоженный городок им всего лишь приснился. Вечером по дороге на Касас-Грандес им попались обнесенные стеной руины древнего глинобитного города чичимеков.{54} В лабиринте его саманных перегородок кое-где проглядывали огоньки костров: там ютились бездомные, они то и дело вставали и переходили с места на место, и тогда по осыпающимся стенам начинали метаться тени, будто сбегаются пьяные сторожа, а потом над мертвым городом взошла луна и залила своим светом зубчатые стены укреплений, осветила лишившиеся крыш склепы, ямные печи, саманные загоны для скота и корт для игры в мяч, ставший местом охоты ночных хищных птиц, воссияла над сухими оросительными каналами, где глиняные черепки и каменные орудия лежат вперемешку с костями их изготовителей, накрепко впаянными в потрескавшиеся глиняные донца.

Перевалив через насыпь Северо-Восточной мексиканской железной дороги, въехали в Касас-Грандес и миновали депо; проехали еще немного по улице, привязали коней у входа в кафе и вошли. Надо же: на потолке патроны с лампочками, льющими на столики жесткий желтоватый свет, — первые увиденные ими электросветильники с тех пор, как позади осталась Агва-Приета на американской границе. Сели за столик, Бойд снял шляпу и положил на пол. В зале кафе никого. Через какое-то время из завешенного портьерой дверного проема в задней стене вышла женщина, приблизилась и встала у их столика, глядя на них сверху вниз. Блокнота для записей при ней не было, как не было, похоже, и меню. Билли спросил ее, имеется ли жареное мясо, она кивнула и сказала, что да. Сделав заказ, они сидели и смотрели в узкое окно на улицу, где стояли кони. Темнело.

— Ты о чем думаешь? — спросил Билли.

— Насчет чего?

— Вообще.

Бойд покачал головой. Свои тощие ноги он вытянул перед собой. По другой стороне улицы мимо тускло освещенных витрин прошествовала семья меннонитов в непременных своих комбинезонах — мужчины впереди, женщины в старомодных линялых длинных платьях и с корзинами сзади.

— Ты на меня не обижаешься?

— Нет.

— О чем ты думаешь?

— Ни о чем.

— Ну ладно.

Бойд неотрывно смотрел на улицу. Через некоторое время он обернулся и взглянул на Билли.

— Я думал о том, что как-то это слишком просто получилось, — сказал он.

— Что именно?

— Когда мы там на Кено наткнулись. Как мы Кено забрали.

— Пожалуй. Может быть.

Он понимал, что коня они еще не совсем забрали — сперва надо границу с ним пересечь, так что ничего еще не просто, — но этого он не сказал.

— Ты прямо во всем видишь подвох, — сказал он.