Самый лучший пионер: Том второй - Павел Смолин

было как можно больше. Эволюционный механизм, — развел здоровой рукой. — Сейчас нужды в этом нет, а воспитание частично купирует тягу к промискуитету, ибо разум человек тоже вырабатывал исключительно ради выживания, когда начал осознавать мир вокруг как строительный материал. Дальше — больше: появилось абстрактное мышление. Короче — разум борется с биологией, и у меня это неплохо получается, так что не переживай — кидаться не буду, агент Вилка.

— Мал еще кидаться, — фыркнула она.

— И это тоже, — не стал я спорить.

Припарковались.

— Люблю я «сталинский ампир», — любуясь колоннами, доверительно поведал я Вилке. — Офигенно эпично смотрится.

— Мне тоже нравится, — кивнула она.

— В США хорошо умеют в стилизацию и подчеркивание своей имперскости, не стесняясь слизывать архитектуру напрямую с Древнего Рима. А мы чем хуже?

— А мы — не империя, — ответила девушка.

— Ты так говоришь, будто «империя» — это что-то плохое, — отмахнулся я. — У нее разные формы бывают, и наша — вполне человечная. Да у нас «покоренные» народы лучше центра живут! Мы вот в Калининград ездили, немножко в окно на Прибалтику посмотрел — это же охереть просто!

— Там тоже по-разному живут, — заметила Вилка.

— Дай душой за русский народ немножко поболеть, — улыбнулся я ей. — И вообще — Москва — это Третий Рим, а четвертому не бывать. Как ни крути, а здесь, — указал пальцем на землю. — Древняя держава с многовековой историей и политической традицией. У нас просто выбора нет, кроме как создавать на границах «пояс безопасности». Как сверхдержава, мы имеем на это полное право. Право сильного — только оно в геополитическом процессе и учитывается. Могу — делаю, и насрать, что там кто по этому поводу думает. Не подумай, я мир завоевывать не собираюсь, — на всякий случай соврал я.

Завоевание же тоже разное бывает — игра «Цивилизация» нас этому хорошо учит, там можно культурно-экономической экспансией побеждать.

— Нашелся мне тоже малолетний Македонский, — стебанула меня Вилка.

Вошли в здание, подтвердили дежурному дедушке, что «назначено», посидели десять минут в приемной и попали в кабинет нынешнего мэра — просторный, с мягким кожаным диваном, пушистым ковром, вполне казенной прочей мебелью и портретами Ленина и деда Юры на стене.

— Здравствуйте, Виктор Васильевич, — поприветствовали мы почти седого, немного лысеющего мужика с приятным лицом — «приятности» способствовала гостеприимная улыбка.

— Здравствуй, Сережа, — крепкое рукопожатие. — Здравствуйте, Виталина Петровна, присаживайтесь.

Присели, и первый секретарь горкома продолжил источать дружелюбие — искреннее, надо полагать, а за что ему меня ненавидеть? Я же уникальный пионер, и все от меня до сих пор видели только пользу. Кроме тех, кто помер, разумеется.

— Наконец-то познакомились, а я уж думал встретимся только когда я тебе почетную грамоту буду вручать.

— А есть грамота? — обрадовался я.

— Зависит от того, зачем ты пришел, — подмигнул он и сочувственно спросил. — Как ты, Сережа? Болит?

— Тут болит, — поджав губы, приложил руку к сердцу я. Уставившись в пол, тихо сказал. — Леонид Ильич меня от пуль заслонил. Еще одна — и меня бы не стало. Очень дорого Родина за мою жизнь заплатила, Виктор Васильевич, а значит — нужно каждую минуту своего пребывания здесь отрабатывать, — подняв голову, посмотрел в Гришину в глаза. — В лепешку расшибусь, но отслужу!

Вилка очень уместно вздохнула и аккуратно погладила меня по голове.

— Зря ты так, Сережа, — мягко улыбнулся мэр. — Каждый мужчина Советского союза с радостью отдаст жизнь за ребенка. Это — правильно, ведь все, что мы делаем — ради будущих поколений.

— Я это понимаю, Виктор Васильевич, — серьезно кивнул я. — И именно это и имел ввиду. Как бы там ни было, жизнь продолжается, планета вертится, а значит нужно жить и работать дальше. Верно?

— Верно, Сережа, — подтвердил Гришин.

— Виталина Петровна, дайте, пожалуйста, книжку, — попросил я.

— Зарубежную-то? — спросил Виктор Васильевич. — Видел, Сережа, капиталисты поступили очень подло.

— Чего еще от врагов ожидать? — улыбнулся я ему и принял из рук Вилки сберкнижку.

И пальцы на моих задержала, «ловушка» долбаная!

— Я имел ввиду вот это, — открыв на нужной странице, показал мэру. — Двести восемьдесят тысяч рублей Родина начислила, и я совершенно не представляю, куда их девать — у нас настолько все есть, что мне даже стыдно.

— Не переживай, Сережа, ты заслужил, — утешил меня Виктор Васильевич, который живет несоизмеримо круче.

— Это я понимаю, — светло улыбнулся я ему. — Но, если Родина дает столько денег, значит рассчитывает, что я их буду тратить на что-то хорошее. У нас около дома пруд есть, грязный и неухоженный.

— Благоустройство вашего пруда планом развития Москвы на этот год не предусмотрено, — развел он руками, потускнев лицом — думает, я его ругать пришел, что офигеть как унизительно с учетом разницы в статусе и возрасте. — Ничем не могу помочь, Сережа — извини, но у города есть намного более важные проблемы.

— Я это понимаю, Виктор Васильевич, потому и пришел: государство у нас огромное, а Москва — город мирового уровня, настоящий бриллиант! Невозможно заделать все ямы, устранить все протечки и сделать из каждого прудика место для отдыха — банально не хватит ресурсов. Я к вам пришел попросить разрешения немного помочь — деньги есть, но я совершенно не представляю куда их нести. Двухсот тысяч ведь хватит на маленький прудик? У меня и проект есть, Виталина Петровна, пожалуйста.

Вилка выдала снисходительно выслушавшему мои оправдания Гришину от руки нарисованный обновленный пруд — купаться в нем нельзя, вода совсем не та, единственный вариант — ежедневно засыпать хлорку, превратив таким образом в открытый бассейн, но лучше — в красивую зону отдыха. Я таких в будущем насмотрелся, а вот в эти времена так даже на Западе не делают, поэтому…

— Никогда не видел ничего подобного, — хмыкнул Гришин. — Это ты сам придумал?

— Сам, — признался я. — И готов потратить все деньги на этот проект, если вы одобрите, Виктор Васильевич.

— Скажи, а почему… — и мы полчасика поиграли в вопросы и ответы на тему урбанистики.

Оп, глаза загорелись!

— Эко-парк, значит?

— Ага! В наше время, когда прогресс шагает семимильными шагами, а городского человека окружает