Грустный оптимизм счастливого поколения - Геннадий Козлов

Наше появление, как потом выяснилось, вызывало интерес далеко за пределами семьи. Все соседи обсуждали это событие. Хозяйка сначала чувствовала себя явно напряженно. Первыми с нами освоились дети, а через пару часов нас, как старых знакомых, принимала уже вся семья, включая пса.

Жизнь в доме организована на удивление просто и без всяких изысков. Поселили нас в маленькой комнате, принадлежавшей дочке. Все здесь, включая мебель и беспорядок, точно такое же, как и в наших квартирах. Так же, как у и нас, текут краны и засоряется канализация. Кухня служит одновременно и столовой, никаких церемоний с завтраком, обедом или ужином нет и в помине.

Наши незатейливые подарки вызвали в семье большой интерес, их даже показывали соседям. Слухи о том, что английские семьи живут очень обособленно, как мы убедились, сильно преувеличены.

Особый разговор – Америка. Это страна, уверенная в своем лидерстве. Страна небоскребов и высочайшей науки, богатейших людей и музеев, великолепных дорог и автомобилей, страна удивительного природного разнообразия. Про нее нельзя писать мимоходом и вскользь. В силу этого остановлюсь только на одном весьма волнительном для меня событии, имевшем место в США.

В 1995 году в Лос-Анджелесе меня угораздило попасть в землетрясение силой 6,5 балла. Немного потряхивало уже сразу, как я приехал. Заметные колебания ощущались в день по нескольку раз, и народ к ним вроде бы как и привык. Я тоже воспринял это как должное.

Жил я в небольшой старенькой трехэтажной гостинице недалеко от Калифорнийского университета в номере на втором этаже. Землетрясение случилось уже на вторую ночь. В четыре тридцать утра из глубины Земли вырвался жуткий по своей угрожающей силе рев, за которым последовала вибрация такой мощи, что стены мгновенно потрескались, а перекрытия заходили, как говорится, ходуном. Грохот, стук и скрежет продолжались меньше минуты, потом все стихло, чтобы сразу же возобновиться вновь, но уже с меньшей мощью.

Естественно, проснулся я мгновенно и сразу понял, что происходит. По правилам безопасности следовало немедленно покинуть дом или занять место в дверном проеме капитальной стены. Но ни того, ни другого я делать почему-то не стал, а, доверившись судьбе, остался в кровати. Ни страх, ни ужас меня, на удивление, не охватили. Чувство бессилия противостоять разбушевавшейся стихии парализовало и силы, и страх. От каждого следующего толчка гостиница могла развалиться как карточный домик.

Через несколько мучительно долгих минут толчки и вибрации ушли обратно куда-то в глубь Земли и затихли. Теперь главным звуком, наполнявшим город, был разноголосый, бешеный и одновременно жалобный визг и свист сигнализаций тысяч машин, повсеместно стоящих на улицах. Звук этот был как-то особенно неприятен и трагичен. Но и он постепенно затих. Стала слышна суета обитателей гостиницы.

Разрушения в гостинице оказались по своему масштабу значительно меньшими, чем можно было ожидать. В номере не требовалось даже срочного ремонта. Все швы между плитами на потолке только обозначились узкими трещинами, и это притом, что перекрытия подпрыгивали, лязгали и стучали, как зубы у продрогшего человека. Мебель не завалилась, но с полок все попадало и частично разбилось. Со стены упала картина. Пол и мебель были покрыты слоем побелки и песка. Вот, собственно, и все последствия землетрясения, казавшегося несколько минут назад концом света.

Как только рассвело, я поспешил осмотреть город. По моим представлениям, основанным на амплитуде колебаний второго этажа гостиницы, все высотные дома должны были превратиться в руины. Но ничего подобного не случилось, ни одна высотка не только не завалилась, но внешне вроде бы и не пострадала. Замечу здесь, что, в отличие от Нью-Йорка или Чикаго, стоэтажных домов в Лос-Анджелесе нет, но двадцати– и тридцатиэтажные билдинги имеются.

Заметнее всего от землетрясения пострадали магазины. Все крупные витрины разбились, так что войти в любой магазин можно было прямо через окно. Товары попадали с полок, и многое поломалось. Недалеко от гостиницы был магазин, торговавший китайскими вазами размером от крошечных до гигантских двухметровых. Теперь хозяева перебирали черепки в надежде найти хотя бы что-нибудь уцелевшее.

Особый интерес у меня вызывал художественный салон, в котором накануне я присмотрел пару альбомов, но покупку в силу высокой их стоимости отложил, чтобы утвердиться в своем намерении. Теперь, в условиях опасности утраты, мне захотелось иметь их настолько сильно, что, ругая себя за вчерашнюю нерешительность, я поспешил удостовериться, что магазин цел. Пришел я первым, ни хозяев, ни служащих еще не было. Как и повсюду, витрины разбиты, а внутри полный бедлам. Стало ясно, что «плакали» мои книги, ибо разборки здесь не на один день.

Город тем временем оживал. Появились аварийные машины по ремонту электрических, водопроводных и газовых сетей. Работы для них было много. Часть столбов попадала, а на улицах прямо сквозь асфальт тут и там били появившиеся ночью родники.

Большие промтоварные магазины свое открытие задержали, что, впрочем, мало кого расстроило, а вот у закрытых продовольственных супермаркетов народ толпился в недоумении и растерянности. Однако закрыты они были совсем недолго. В один из них, только что открывшийся, я зашел. Разобраны были лишь главные проходы, товар валялся преимущественно на полу, где его и отыскивали покупатели.

Через несколько часов, возвращаясь в отель, я снова прошел мимо художественного салона. Внутри продавцы неторопливо разбирали поваленные вещи. Я поинтересовался без особой надежды, когда магазин откроется. Мне сказали, что он уже открыт, и пригласили внутрь. Пробравшись с трудом на второй этаж, я довольно быстро отыскал свои альбомы. Поскольку я был первым и, вероятно, единственным в этот необычный день покупателем, обслужили меня как самого желанного гостя и даже угостили шоколадом.

Университет пострадал от землетрясения довольно сильно. Кирпичные стены нескольких факультетов дали трещины, и их пришлось капитально ремонтировать. Химический и биологический факультеты были вообще оцеплены, и к ним никого не подпускали. Люди в специальных скафандрах что-то вытаскивали из помещений и паковали в пластмассовые бочки.

На физическом факультете никаких особых мер безопасности не предпринималось. В офисе моего профессора все было вверх дном. Секретарь попыталась было навести порядок, но хозяин ее остановил, желая сначала все заснять на видеокамеру. Беспорядок сохранялся несколько дней. Все слонялись из комнаты в комнату, сравнивая величину погрома. Каждый с какой-то особой гордостью доказывал, что у него тряхнуло сильнее, чем у других.

Землетрясение вообще как-то оживило американцев. Особенно встрепенулись газеты и телевидение, они теперь писали и говорили о случившемся с утра до ночи, явно переживая, что размер бедствия оказался не слишком большим. Жертв было совсем мало. Все строения в Лос-Анджелесе при проектировании были рассчитаны на землетрясение в семь баллов, и расчет оказался точным: при шести с половиной баллах они устояли. Разрушился мост на одном хайвее, да пара небольших домов сползла со склона горы. Если бы так тряхнуло где-нибудь у нас, то хоронить пришлось бы полгорода.