Румянцевский сквер - Евгений Войскунский

Комнату, пропахшую спиртным духом, наполнил радиоголос, исполненный благородного негодования:

— Врачи-убийцы пытались поднять руки на наших советских полководцев, чтобы ослабить оборону Советского Союза…

— Гады! — прохрипел майор. — Жданова убили… Маршала Василевского хотели… Конева… нашего комфронтом…

— …связаны с международной еврейской буржуазно-националистической организацией «Джойнт», созданной американской разведкой…

Отставной майор матюкнулся, налил себе в стакан портвейну из початой бутылки.

— Почему вы их не любите? — спросил Саша. — Что евреи вам сделали?

— А то и сделали! — Майор грозно вытаращил на него бледные глаза. — Этому Лей… Лейтману кадровики докладывали — надо оставить дослужить, а он — нет, представить его к увольнению… меня, значит…

— Кто это — Лейтман?

— Кто! Начпо армии, полковник, мать его… «Нам пьяницы не нужны!» А кто не пил? Он, что ли, не пил? Сам товарищ Сталин сказал — выпьем за русский народ…

— Бдительность и еще раз бдительность! — призывал голос из приемника.

Мрачные, темные шли дни. Что-то назревало. Что-то происходило в столице.

В институтской библиотеке Саша столкнулся с Ларисой. Она только что отошла от столика, неся стопку книг.

— Привет, — сказал он.

— Здравствуй. — Лариса скользнула по нему взглядом и пошла к двери.

Это было не похоже на нее: без улыбки, без обычного обращения «Акуля», без того, чтобы перекинуться несколькими фразами.

— Лариса! — окликнул он. — Постой. Как ты поживаешь?

— Ничего. Вот, — показала она глазами на книги. — В четверг экзамен.

— Белинский, Некрасов, Салтыков-Щедрин, — прочел он корешки. — По русской литературе?

Она кивнула и сделала движение уходить, но Саша опять задержал ее:

— У тебя что-то случилось, Лариса?

Она медленно пожала плечом, исподлобья посмотрела на Сашу:

— А ты ничего не знаешь?

— Нет. Но если не хочешь, не говори.

— Моего отца выгнали из больницы.

— То есть как? — вскричал он. — За что?

— За что? Ты не читаешь газет?

— Но ведь врачи-вредители — в Москве. При чем тут твой отец?

Она опять пожала плечом.

В четверг Саша поднялся на филологический факультет и разыскал аудиторию, где принимали экзамен у третьекурсников. В коридоре перед дверью стояла группка студентов — двое парней и десяток, наверное, девушек. Ларисы среди них не было. Негромкий, полный обычных экзаменационных волнений, клубился разговор. Вдруг из него выплыла необычная фраза:

— Откуда ты знаешь, что не родственник? Лариса сама говорила, у них родня в Москве.

Это сказала плотная девушка с желтой косой вокруг головы. Ей возразил долговязый юноша с недавно пробившимися усиками:

— Ну и что? У евреев знаешь сколько Коганов? Как у нас Ивановых.

— Сравнил! — Девушка с желтой косой состроила презрительную гримасу. — У них теперь свое государство, вот бы все Коганы и уехали туда.

— Что за чушь ты несешь? — возмутился Саша. — Если кто-то из евреев провинился, значит, виноваты все?

— А ты кто такой? — Девица уставилась на него круглыми глазами. — Ребята, что за экземпляр у нас появился?

— Он с физмата, — сказала маленькая девица в очках. — В эн-эс-о вечно обсуждают его рефераты.

Тут дверь распахнулась, из аудитории вышла Лариса, раскрасневшаяся, в черном свитере и серой юбке. Подруги кинулись к ней: ну, как?

— Четверка, — сказала она. И удивленно взглянула на Сашу, обдав голубым сиянием: — Акуля, ты что тут делаешь?

— Ай-яй-яй, четверка, — сказала девушка с желтой косой. — Такая отличница-разотличница, и вдруг — четверка!

Саша помог Ларисе отнести в библиотеку книги. По дороге рассказал о давешнем разговоре под дверью аудитории.

— …будто у твоего отца родня в Москве — те самые Коганы…

— Это Дашка сказала?

— Ну, у нее коса вокруг головы.

— Даша Царькова. — У Ларисы над переносицей, на белом лбу меж черных кудрей, прорезалась горькая складочка. — Мы были подруги на первом курсе. А потом… — Она помолчала. — У нее мама начальница, работает в горкоме. Спасибо, Акуля, что помог.

— Ты теперь домой? Можно я тебя провожу?

По дороге говорили о всяком, избегая главного, что тревожило душу. Скоро прилетит из Ленинграда на каникулы Валера, говорила она, у него там здорово идут дела, отличился на соревнованиях в Праге, и, представь, хотят включить его в сборную СССР по гимнастике.

Каникулы шли невеселые. Опять болела мама, кашляла с кровью. Саша мотался по квартирам учеников. Третьего февраля его позвал на день рождения бывший одноклассник Петя Сорокин, заядлый шахматист и спорщик. Пока собирались гости, Петя блицевал с Сашей, сыграли несколько пятиминуток и успели разругаться: уж очень азартно играл Петя, очень не любил проигрывать. Собралось человек двенадцать, заявился и Валера Трофимчук, но почему-то без Ларисы. Саша стиснул ему руку:

— Ну, как ты?

— Да вот, догуливаю каникулы, — сказал Валера с белозубой улыбкой. — Послезавтра улечу в Питер.

Он был хорош — стройный, с вьющимися русыми волосами.

— Ты, я слышал, отличился в Праге?

— Было, — кивнул Валера. — Я, может, в июне в Швецию поеду.

— Молоток. А где Лариса?

— Не знаю, — отрывисто бросил Валера. — Дома, наверно.

Дома так дома. Ему-то, Саше, что за дело до этой парочки? У него свои заботы: исследование, начатое с Орличем, сдвинулось с мертвой точки. Вот что значит нестандартная мысль…

Он торопился к знакомой машинистке, которая перепечатывала его статью — текст между уравнениями и формулами. Был ранний вечер с тихим снегопадом, только что на улице Дрелевского зажглись подслеповатые фонари. Саша как раз проходил мимо подъезда дома, где жила Лариса, а навстречу шли две темные фигуры, большая и маленькая. Когда поравнялись, Саша узнал в той, что побольше, Ларису. Она ответила на его приветствие и, не задерживаясь, прошла мимо.

— Постой! — сказал Саша. — Давай поговорим, что ж ты так…

Она остановилась. Ее меховая шапка, облепленная снегом, была надвинута на глаза.

— Это моя сестра, — сказала Лариса. — Она во второй смене, очень неудобно.

Сестра, румяная и, в отличие от Ларисы, темноглазая, посмотрела на Сашу без особого интереса и, взмахнув портфелем, юркнула в подъезд.

— Ты ее провожаешь? — спросил Саша.

— В школу ходит сама, а из школы — я ее встречаю. Какие-то мальчишки ее обижают. Кричат ей «жидовка»… Ну, я пойду.