Паутина - Пол Дж. Макоули

В былые времена бумажная работа имела для меня первостепенную важность. Хаотично собранные бумаги — производные очередного дела — превращались в четыре или пять ящиков аккуратно рассортированных, идентифицированных и снабженных стакерами протоколов допросов, описаний места происшествия, бланков федеральной службы и фактов, рассортированных по времени. Теперь же я был всецело поглощен убийством Софи Бут. Беззаботный ветерок обдувал меня, я чашками пил кофе. Каждые полчаса я поднимался со стула, выходил на пожарную лестницу и выкуривал сигарету до самого фильтра, прикидываясь, будто в состоянии ощутить ее вкус. Я снова и снова просматривал небольшой клип, где исчезала Софи. Или чертил в своем блокноте диаграмму вероятных отношений и мотивов — и тут же перечерчивал ее на полях. Когда чертеж делался слишком запутанным и слишком перегруженным наблюдениями и неистовыми догадками, я сводил его к голым фактам. До одного только факта, который мне необходимо было узнать.

В конце концов я пустился в рискованное предприятие, пытаясь войти в контакт с человеком, который мог бы точно назвать, что именно собиралась делать Софи Бут. Но у меня не было номера личного телефона Энтони Бута, а я никак не мог продвинуться дальше любезного секретаря его компании, чьему обещанию сообщить о моем звонке можно было верить не более чем словам Барри Дина. Вероятно, и от этого разговора толку не будет, думал я, вешая телефонную трубку. Если я спугну Энтони Бута, у него достаточно веса, чтобы прихлопнуть меня, точно комара.

Около одиннадцати ко мне в кабинет вошла Рейчел Суинни и присела на краешек моего стола. Когда-то у меня стоял еще один стул, но кто-то его на время «одолжил», а я не особенно заботился, чтобы получить его назад. Вот я и остался с единственным вращающимся стулом, покрытым протертой желтоватой набивной подушкой, с тремя довольно новыми шкафами серого цвета, напоминающими боевой корабль, и столом с металлической столешницей, на котором главное место отводилось компьютерному монитору. На одной из стен мой предшественник, занимавший прежде эту комнату, повесил плакат, изображающий швейцарскую деревню. Я хорошо его изучил. Настолько, что мог бы скопировать любое выстроенное из местного камня и дерева шале с остроконечной черепичной крышей, и даже горшки с геранями на балконах.

— Говорят, вы вчера немного переработали, — заметила Рейчел Суинни.

— Не буду претендовать на дополнительную оплату. Мне известно, что бюджет ограничен. Да к тому же есть такая новость: я отстранен от дела.

— Я знаю. Тони Макардл звонил, не особенно внятно извинялся за НСКР.

— Не думаю, что они справятся, шеф.

— Разумеется. — Сегодня начальница надела темно-коричневую юбку и соответствующий по цвету жакет, а губы накрасила помадой лилового оттенка. Рейчел пригладила непослушную прядь волос, своевольно выбившуюся из ее аккуратной французской прически, и добавила: — Я бы не стала удивляться тому, что именно из НСКР произошла утечка информации насчет убийства.

— У меня есть одна идея по этому поводу, но пока я не готов ее изложить, — ответил я. — А как там дело Мартина?

— Подведение итогов сегодня. Вот почему я не могу тратить время на то, чтобы устроить вам головомойку. Ведь это вы упустили мяч.

— Считайте, что я наказан.

Рейчел Суинни наградила меня долгим задумчивым взглядом — взглядом утомленной снисходительности и хорошо рассчитанной жалости. Взглядом, который она часто тренировала на рецидивистах, мошенниках и на зеленых новобранцах, с которыми ей приходилось иметь дело.

— Как долго вы здесь проработали, Джон? — неожиданно спросила она.

— Год — может, чуть меньше или чуть больше.

— Помню этот кабинет в то время, когда вы впервые заняли его. Здесь все по-прежнему. И о чем это вам говорит?

Я выжидал. Рейчел Суинни продолжила:

— Мне это говорит о том, что вы не ощущаете себя частью нашей команды. Это говорит мне: вы думаете, будто этот пост — временное пристанище до тех пор, пока не настанет время выйти на пенсию. Что ж, может быть, это и в самом деле тихая заводь, но никак не дом отдыха. Вы должны работать в упряжке. В моей упряжке. Вы должны признавать мой авторитет. Я являюсь вашим начальником — или нет?

— Были бы вы мужчиной, так я назвал бы вас Мужчиной с большой буквы.

— Я и есть Мужчина с большой буквы. И имейте в виду, в следующий раз вам следует проявить себя лучше. Так каков прогресс в деле с этими порнодисками?

Я рассказал ей об утренней операции, хотя пренебрег такой подробностью, как связь с Вителли, которому недавно случилось нанять на службу Барри Дина.

— Продолжайте разрабатывать эту линию. Возьмите на себя активную роль, это принесет вам пользу. Вы уже побледнели над этими бумагами.

— Мне нравится работа с документацией. Мне нравится регистрировать информацию. Мне нравится писать отчеты. Это у меня хорошо получается, и всегда получалось. Эта работа соответствует пуританской части моей души.

— Но все-таки… И еще — вам надо как-то оживить свой кабинет, Джон. Следить за его видом.

— А мне нравится этот плакат. Я хочу жить там. Хочу бродить по швейцарским цветочным лугам и вести за собой ватагу ребятишек, распевая веселые песни.

— Следует повесить на стены что-нибудь другое — изображение каких-нибудь растений, например, а на столе поставить фотографию вашей любимой девушки.

— Наверное, подошли бы эдельвейсы или олениха? Рейчел Суинни наградила меня долгим оценивающим

взглядом.

— Вы все смотрите на часы, Джон. Я вас задерживаю?

— Есть у меня кое-какие дела в городе.

— Если теперь за дело об убийстве взялась НСКР, мы можем расслабиться. Конец истории. Сосредоточьтесь на подпольных дисках. Много славы они нам не принесут, но хоть что-то…

«Это «нам» прозвучало трогательно», — думал я, направляясь к машине на свое свидание во время ленча. Я испытывал ощущение полета, какое бывало, когда я прогуливал школу. По дороге я заглянул в отдел освобождения заключенных на поруки. Там снова сказали, что меня вызовут, как только человек, с которым я желаю поговорить, вернется в офис.

Лора Силлс надела пурпурную футболку с таким глубоким вырезом, что виднелась верхняя часть ее грудей, свободные шорты цвета хаки и те же прозрачные сандалии, что и в прошлый раз. Теперь ее ногти на руках и ногах были выкрашены оранжевым, но иного оттенка, чем волосы. В ее офисе сигаретный дым стоял стеной, и она выкурила еще две сигареты, пока слушала, как я рассказывал то немногое, что, как я считал, мне известно.

— Думаю, Софи взяла что-то у своего дяди, — сказал я. — Я в точности не знаю, что это такое, догадываюсь только: она считала, что может за эту вещь получить кучу денег, так что скорее всего этот предмет связан с чипом «красной линии» или с системой видеонаблюдения. По какой-то причине дядя питал слабость к Софи. Он покупал ей новый компьютер на каждый ее день рождения, хотя настаивал, чтобы она очищала старый от всей имеющейся информации, прежде чем избавиться от него. Это заставляет меня прийти к мысли, что информация на жестком диске имела какое-то отношение к «красной линии», и что Софи знала что-то об этой системе, или дядя сказал ей, и она вынудила его дать ей доступ к «красной линии», что бы эта «линия» собой ни представляла. Я видел всю последовательность действий, которые она выполняла. Они вроде бы убирали камеру слежения у того дома, где она жила, ту камеру, которой когда-то пользовался ее дядя, чтобы демонстрировать систему слежения…