Витамины любви, или Любовь не для слабонервных - Анна Макстед

— Не радуйся. Это просто кола. Я за рулем. И вообще, что это ты так удивилась? Почему мне не зайти повидать родную сестру? Мне нужен для этого повод?

Я посмотрела ему в глаза. Наши характеры очень похожи. Во всяком случае, мы одинаково стараемся никого не пускать к себе в душу. Частые приступы апатии свойственны ему так же, как и мне. Он был внештатным фотографом и по заданиям редакций странствовал по всему миру. Он делал снимки для журналов о дикой природе и путешествиях, приключениях. Он не хотел работать в рекламе, хотя только там он имел бы стабильный высокий доход и возвращался бы домой к шести. По пять месяцев в году он проводил за границей. Его не было, когда Джуд впервые произнес слово «папа». Джуд сказал это, обращаясь к фотографии Олли.

Я не часто видела Олли, а когда мы встречались, наши разговоры были легковесны, как бабочки, порхающие над лугом. Мы сильно любили друг друга, но я часто стеснялась с ним разговаривать, особенно о себе и своей жизни. Время от времени у кого-то из нас случался приступ откровенности. Мы никогда не обсуждали родителей, наше отношение к ним, наши отношения с ними. Зато могли долго и в подробностях обсуждать героев сериалов и ток-шоу — тут мы позволяли себе откровенно высказываться о других людях, пусть придуманных.

Дебаты могли идти часами. А после ухода Олли, я часто спохватывалась, что так и не спросила, как у него дела на работе, какие у них с Габи планы (завести еще Джудов? Поехать в Италию? Расширить верхний этаж своего дома?), или что он думает о последних успехах своего сына. Он вообще добровольно ни слова не говорил о Джуде, тем более о его успехах, и я думала — а знает ли он о них вообще? Я тоже хороша — и не подумала спросить, нет ли у него с собой каких-нибудь семейных фотографий.

Кстати, Габриелла никогда не носит с собой фотографий Джуда. Я один раз спросила ее почему, и она ответила: «Если кому-то действительно интересно, и они задают вопрос не из любопытства или вежливости, пусть приходят и посмотрят на него».

Я тут же заткнулась. Она хотела защитить Джуда даже от дурных мыслей, которые могли возникнуть в головах окружающих. Ее эмоциональная чуткость была исключительно развита, она ощущала каждый нюанс психологии людей, и в этом была противовесом Олли. Благодаря ей они достигли главного, что имели, — теплого приветливого дома, откуда не хочется уходить. Я подумала о строгой официальной обстановке дома своих родителей и порадовалась за Олли. Естественно, о своих чувствах я ему не сказала.

— Нет, — сказала я ему, — конечно, тебе не нужен повод, Олли. Просто я вижу, что сейчас он у тебя есть, и ты мне его вскоре сообщишь.

Олли сжал голову руками, как будто сдерживая боль. Я увидела, что его бакенбарды слегка тронуты сединой.

— Габи поехала к своей маме на выходные. Джуда взяла с собой.

— Приятно слышать. Не настолько он стар, чтобы засиживаться дома, — и я нахмурилась. — На выходные. Но ее мама живет в Миу-Миу. Это двадцать минут езды от твоего дома.

Олли начал раздражаться:

— Ну, и что такого, что она захотела повидаться с мамой? Им, знаешь, надо поговорить иногда о разных там женских делах.

— О женских делах, Олли? О… менструациях, что ли? — Я изобразила ужас.

— Да не произноси ты этого слова, — и Олли с треском вскрыл банку.

Мои подозрения подтвердились. Спустя четыре часа, после просмотра трех серий сериала «Щит» и съедения двух мадрасских кэрри, когда я уже настроилась отправиться к дому Чарли продолжать имитировать слежку, Олли наконец раскрыл секрет своего пребывания в моем доме.

— Ничего, если я у тебя переночую? — спросил он.

— Чего? Зачем это тебе понадобилось ночевать в моей убогой квартирке с одной кроватью, если у тебя есть дворец?

Я ненавижу, когда у меня остаются ночевать. Гости меня обременяют. Их надо кормить, им нужны чистые полотенца, горячая вода, телефон, — короче, гости всегда ведут себя так, будто они в отеле. Доходит до того, что спрашивают, нет ли у тебя грелки, фена или еще какой-нибудь невозможной ерунды. А после их ухода начинаешь вкалывать, как филиппинские служанки в Хэмпстед-Гардене; гости осмотрят все твои вещи, заглянут в буфет, заберутся в твою спальню, когда ты еще в ночной футболке с Микки, выпьют твой кофе из твоей любимой чашки, израсходовав последний фильтр, и сжуют черствую датскую плюшку, которую ты оставила себе на завтрак.

Однажды у меня ночевала Мартина, и после этого я не разговаривала с ней три месяца.

Олли явно увлекся надписями на своей банке с колой.

— Ну ладно, — пробормотал он, — видишь ли, кое- что произошло.

— Что, Олли? — заволновалась я.

— Ну, в общем, я ушел от Габриеллы.

Я вскрикнула:

— Что? Что ты сказал? Олли втянул голову в плечи, как будто ожидая удара.

— Очень уж она меня достала.

— Что? — снова крикнула я. — Чем же она тебя достала? Тем, что все твои шмотки всегда выстираны и выглажены?

Теперь Олли вытянул голову и прошипел:

— Прекрати орать.

Ну, просто черепаха! Я последовала его совету: молча схватила пустой стакан и грохнула его об пол.

— Ханна! — Он посмотрел на меня с изумлением. — Ты чего? Это же твой стакан! Что с тобой?

— Что со мной? — Я перешла на визг. — Что с тобой, Олли? Ты об этом лучше подумай. Ты бросил свою жену и ребенка без всякой причины, ты, наверное, умом тронулся!

— Ханна, Ханна, успокойся. Боже мой! Зачем так реагировать! Ты все-таки моя сестра, а не ее.

Я почувствовала себя как бык, приведенный на скотобойню.

— Это ни черта не значит! — продолжала я. — Давно это члены твоей семьи стали близкими тебе людьми? Я тебе напомню, с каких пор. С тех пор, как ты познакомился с Габриеллой Гольдштейн из чертова Милл-Хилла! А до того ты был, как перекати- поле! Эта девушка сделала из тебя человека, Олли! Она — моя невестка, а Джуд — мой племянник. Это наша семья, ты без них — ничто, они придают смысл твоей жизни!

— Ханна, замолчи! Слушать тебя не хочу! — Олли стукнул ладонью по столу. Я злобно уставилась на него.

— Ханна, ты не понимаешь. Тут много причин. На работе дела совсем плохи.

— Ну, продолжай, я слушаю.

— Весь последний год заказов почти нет. В лучшем случае — один в месяц. Последние шесть недель я вообще не работал. Уходил из дому, бродил по паркам… Ситуация изменилась: даже на выполнение самых мелких заказов все журналы посылают своих штатных сотрудников или обращаются за материалами в фотоагентства.

— Какое отношение это имеет к Габриелле?

— Она такая сварливая, постоянно меня пилит, с ума можно сойти.

— Да что ты говоришь!

Олли скорчил мерзкую гримасу и стал изображать Габи: