Лита - Александр Минчин

— Да, Алешенька, ты мой бог.

Моментами она была экзальтированной. Она входила в экзальтированное состояние. Я посмотрел на нее — ее глаза молились на меня. Какой мужчина, какой двуногий в мире мог от этого отказаться? Когда на него молились. Я не мог. Я был слаб.

— И что же дальше, — сказал я вслух скорее для самого себя. Она восприняла это как обращение.

— Все, что пожелаешь. Я твоя тень, половик, наложница.

— Но я ничего не желаю — с тобой. Я желаю забыть тебя.

— Позволь мне только коснуться, — она положила руку на мои легкие брюки, — и я сделаю так, что у тебя возникнут желания.

Она подняла впервые взгляд — на уровень моих глаз. В ее глазах… В них стояло обожание.

— О да, опыт у тебя есть, и не с одним, а сразу с двумя.

Она отдернула руку, обжегшись.

— Не надо, Алешенька, только не так. Я не думала, что мое прикасание вызывает такие чувства.

— А ты вообще когда-нибудь о чем-нибудь думаешь?

— Я думаю только о тебе!

Я опустил взгляд невольно на ее грудь, талию. И вспомнил, что совсем забыл, как она мне нравилась. Передо мной сидела живая женщина, взволнованно дышащая, готовая выполнить любой мой каприз, любое мое желание, любой вывих, любой маразм. И между нами стояло только одно, только одно разделяло нас — ее изнасилование. Только один рубеж. И я не мог преодолеть этот Рубикон. Этот Океан.

Мы уселись на скамейке, и один сантиметр разделял наши бедра. Но он и есть тот рубеж, тот ров, который я не могу переступить.

Она задает нейтральный вопрос, пытаясь завязать разговор:

— Алеша, а что ты будешь делать летом?

— Поеду в Прибалтику.

— Со своей… н-невестой?

— Конечно, со своей невестой. Она меня ни разу не предала, ни на чьих коленях не сидела, «умирая от любви ко мне», ни с кем в губы не целовалась, ни у кого в рот не брала.

— Да, Алешенька, я все знаю, этому нет объяснения. Мне нет прощения. Можно я только поцелую тебя на прощание.

Кубок из золота с ядом я выпил до дна. Можно и так: кубок золотого яда… Дальше по тексту.

Она наклоняется, я отстраняюсь, она наклоняется еще и изнеженно, ласково целует меня в шею.

Поцелуй змеи…

Мы сидим с ней около ее дома. Вечер. Что-то горит на небе. Кажется, звезды…

— Когда ты хочешь, чтобы мы поехали? — спрашивает она.

— Вика, ты очень хорошая девочка. Но я не смогу с тобой поехать в Прибалтику.

— Почему? — вздрогнувшим голосом спрашивает она.

— Мне надо многое обдумать.

— Ты встретил кого-то?

— Не в этом дело.

— А в чем?

— Это ты и я. Понимаешь, должна быть какая-то алхимия во взаимоотношениях двоих. Если это любовь… А я не чувствую, не ощущаю…

— Я люблю тебя…

— Я знаю.

— Оттого ты так спокоен? И уверен.

— Нет. Я как раз никогда не мог понять твоего выбора. Я знаю, что у тебя много поклонников…

— Откуда ты знаешь? Я никогда тебе…

— Я ценю твои скромность и такт.

— Что еще ты во мне ценишь?

— Ты честная, талантливая, одаренная, приятная девочка. Невероятно помогающая и поддерживающая…

— Но всего этого недостаточно, чтобы любить меня. Правильно?

— Ты мне очень нужна. Я рад, что встретил тебя. Ты мне очень помогла в один душный период моей жизни. Ужасный, удушливый. Я думал, что все прошло и рана зарубцевалась, но ничего в жизни не проходит бесследно.

— Ты хочешь, чтобы я в Прибалтику поехала одна?

— Как ты пожелаешь.

— А ты не боишься, что я могу кого-то встретить?

— На все воля Божья. Или чья-то. Всё наверху уже расписано, нам остается только день и час, определенный час, когда суждено узнать.

— Значит, это правда, что ты не любишь меня? Раз тебя не волнует, что я поеду одна или кого-то встречу…

— Твоя аксиома опирается на неправильный вывод. На неправильную истину.

— Ты всегда был лучше в языке, чем я. Я поэтому все время говорю, что тебе нужно писать. У тебя талант…

Я поразился: даже теряя, она поддерживала меня.

— Что ты будешь делать летом?

— Думать, зачем я живу. И что делать с жизнью дальше.

— Если я могу помочь тебе… Я не поеду никуда.

Она поражала меня все больше.

— Ты должна отдохнуть после кино, поезжай.

— Мы больше не увидимся никогда?..

— Вик, я не расстаюсь с тобой навсегда. Мне нужно просто побыть одному и осмыслить свои личные проблемы, которые никого не касаются. Я в тупике, и мне нужно найти из него выход. И это не честно, пока я ищу выход, таскать тебя за собой по тупику.

— Но я согласна.

— Я знаю. И благодарю тебя за это.

Я взял ее руку и прижал к щеке. Она погладила мою щеку, потом наклонилась и поцеловала в губы…

Я поступал нечестно, я не собирался возвращаться к ней или встречаться. Но я не мог разрубить сразу шнур, шелк, волокна отношений, связывающие нас.

Я хотел сидеть на двух стульях, а это невозможно. И никому не удавалось.

— Значит, наша помолвка откладывается?

Я вздрогнул, совсем забыв и привыкнув, что мы считались женихом и невестой.

— На какой срок?

— Не знаю. Я боюсь, что мы оба поспешили. Это тоже буду сидеть и обдумывать я.

— Я не поспешила. Я знаю, что на все согласна — с тобой. «Сомнения мучат только моего господина»… Но я ценю, что он абсолютно честен и не скрывает своих колебаний от меня.

Я встал. Когда не можешь сказать самого главного, лучше откланяться и уйти со сцены.

— Можно я поцелую тебя на прощание?

Наши губы слились: ее — настойчиво, мои — покорно. И две слезы скатились на наш прощальный поцелуй.

— Позвони мне, когда я вернусь. В конце лета.

В институте мы сдаем последние экзамены, и она умоляет меня провести с ней час.

Дома каким-то образом я объясняю, почему не еду с Викой в Юрмалу. И на меня с недоумением смотрят сразу две пары глаз.

— Я бы не отпускал ее одну на курорт на целых два месяца, — говорит мой папа.

Но я не слушаю его…

Мы идем по Плющихе.

— Что ты хочешь делать сегодня вечером?

Она гарцует, едва сдерживая радость, рядом со мной.