Жизнь и смерть на Восточном фронте. Взгляд со стороны противника - Армин Шейдербауер

Командование дивизии приняло решение отвести наш батальон с занимаемых позиций. Тогда на следующий день можно было бы провести атаку местного значения, с целью отбросить противника на правый берег Вислы. Совещание и отдача приказов проходили на полковом командном пункте в расположенном в деревне Швентен доме лесника. Как и подобало этому случаю, присутствовало много начальников. «Папаша» Дорн обрисовал ситуацию, которую он назвал «дерьмовой». Этого и следовало ожидать, судя по условиям местности. Поскольку в равнине ледникового происхождения, по которой протекает Висла, укрыться было совершенно невозможно, то рассматривался вариант атаки одновременно с севера и юга, вдоль улицы, от дома к дому. Два штурмовых орудия должны были пробиваться через кустарниковые заросли прямо по берегу, вдоль дальней стороны дамбы, то есть вдоль стороны, обращенной к противнику. Мне было приказано взять на себя командование группой, которая должна была наступать с юга. Таким образом, это был «отряд Вознесения». (Имеется в виду группа смертников. — Прим. ред.)

Когда мы расходились, мне показалось, что взгляды и рукопожатия были не такими, как обычно. Я чувствовал, что никто из них не хотел оказаться на моем месте, и они радовались, что этот жребий достался не им. Уважение со стороны артиллерийского командира, заметная почтительность офицера противотанковой батареи и отеческая доброта полковника Дорна доставили мне подлинное удовольствие. Еще я радовался за своего друга Хусинета, сменившего к тому времени капитана Николаи на должности полкового адъютанта. В возрасте 22 лет он был старше меня всего на один год. Он носил Рыцарский Крест и золотой знак «За ближний бой», был аккуратным, скромным и бодрым. Своим мягким голосом, искренне и по-братски, он сказал: «Береги себя!»

Командование придавало этой операции большое значение, о чем говорил тот факт, что батальону было позволено провести ночь во дворце Сартовиц, находившемся в пяти километрах от передовой. Это типичное для восточной части Германии поместье было расположено над долиной Вислы, откуда открывался изумительный вид на покрытую льдом реку. На переднем плане были маленькие деревни, а дальше к горизонту виднелся город Грауденц с возвышавшейся над ним крепостью. Но поскольку это величественное здание могло просматриваться противником и были случаи попадания в него снарядов, то мы предпочли прикрытый деревьями парка флигель.

Перед тем как заснуть, я дал указания унтер-офицерам. После этого мне пришлось рассказать солдатам о том, что их ожидало на следующий день. В то же время надо было вселить в них уверенность. Это было тяжелее всего. Я не мог скрыть от них того факта, что шансов уцелеть у нас было немного, но сказал, что они должны были помнить о том, что все мы находились в руках Божьих. Бог был с нами каждый день, как всегда, будет и завтра. Так было написано на пряжках наших ремней.

В 3.00, после того как я проспал четыре часа глубоким сном, меня разбудили. Это был батальонный связной. Все еще в полусне, я споткнулся о свои сапоги. Нам представилась возможность позволить себе роскошь спать без обуви. Я спросил капитана Вильда, что случилось. Он посмотрел на меня и тихо сказал: «Не волнуйся, все отменили, мы продолжаем отступать».

Противник расширил свой плацдарм, и деревня Швентен была оставлена. Нашему батальону надо было взять ее снова. Первой целью атаки была ферма, на которой стояло несколько домов. Ферма располагалась на окруженном лесом холме к юго-западу от деревни. Атаку должны были поддержать два штурмовых орудия. Со своей ротой, в которой было теперь только 20 человек, я должен был наступать под прямым углом к позициям другой роты, вместе с которой находились штурмовые орудия. Я должен был продвигаться вперед и отвлекать на себя внимание противника, после чего в атаку должно было пойти другое подразделение и штурмовые орудия.

Противник заметил наше передвижение, связанное с подготовкой к атаке, и объявил об этом огнем противотанковой пушки. Снаряды попадали в деревья и разрывались над нами. Но дубы и березы оказались крепкими, и это нас спасало. Атака началась после нескольких залпов нашей артиллерии и минометов. Мы вышли из леса и сразу же попали под огонь противотанковых орудий. Мы залегли, но тут послышался гул моторов штурмовых орудий. Я вскочил и закричал «ура».

Дальнейших приказов не потребовалось. Люди пошли за мной. Меня обогнал Вальтер. Русские, их было около взвода, бросились бежать. Мы преследовали их до самой фермы. Противника там уже не было. Остались только противотанковая пушка, зарядный ящик и две печальные русские лошадки. В зарядном ящике мои солдаты обнаружили то, что было русской добычей, а именно целую груду 250-граммовых упаковок немецкого сливочного масла.

Выходя из ворот фермы, я увидел нашу наступавшую пехоту и два штурмовых орудия, помахал им рукой и повернулся в сторону противника. Некоторые из нас уже вошли в придорожную деревню Швентен. Вдоль деревенской улицы в замешательстве бежало не менее двух русских рот. Они, конечно, почувствовали, что находились под угрозой с фланга. Я закричал: «Вперед, в атаку!», и мои люди ответили громким «ура». Значительно превосходивший нас в численности противник бежал.

В доме лесника, в котором за несколько дней до этого располагался полковник Дорн и где отдавались приказы на проведение отмененной впоследствии контратаки, я разместил свой командный пункт. Правда, мы были в подвале, в то время как полковник находился тогда на первом этаже. Я осмотрел комнату, в которой проходило совещание. В стене зияла дыра размером около метра. Полковник получил ранение в голову. В подвале успел поработать русский штаб. На полу и на столах лежали телефонные аппараты и наполовину пустые банки с американскими мясными консервами. На банках были этикетки с русскими буквами. И потом, помещение было пропитано почти не поддающимся описанию запахом простого русского солдата, который я могу ощущать даже сейчас, но думаю, что не смогу его правильно определить. Это могла быть какая-то смесь запахов мокрой кожи и конского навоза, но, возможно, также и запаха немытых тел.

В течение двух или трех дней главный оборонительный рубеж дивизии проходил перед Швентеном. На смену генералу Мельцеру пришел генерал-лейтенант Дрекман. В полдень он посетил мой командный пункт. Среди белого дня, на виду у противника, в шинели с яркими красными отворотами, он проехал на машине вдоль дороги к дому лесника. С трудом мы уговорили его спуститься в подвал. Судя по такому величественному приезду генерала, я сначала подумал, что он был перевозбужден. Но вскоре причина его поведения прояснилась. Было видно, что он выпил слишком много коньяка. Его первоначальная строгость сменилась веселым настроением. Потом он стал говорить о сложившейся обстановке и принял покровительственный и ободряющий тон. Когда представилась возможность, я упомянул о том, что являлся «последней лошадью в конюшне» полка, имея в виду, что оставался последним ротным командиром, уцелевшим после 14 января. Это не произвело на него никакого впечатления, и он вскоре уехал.

Вслед ему Вальтер громко выкрикнул пожелание попасть под снаряд русской пушки. Это научило бы его понимать, что такое страх. Но, к нашему счастью, этого не произошло. В этот же день такое бездумное отношение к безопасности закончилось тем, что маленькому капитану Хайну повезло меньше. В 1943 г. полковник фон Эйзенхарт дал ему прозвище «дружок» Хайн. Стало известно, что командир дивизии проводил офицерское совещание в школе соседней деревни. Должно быть, русские заметили это и радировали своим артиллеристам. Результатом было несколько убитых и раненых, включая капитана Хайна. Однако беспечный генерал не пострадал.