Русь меж двух огней – против Батыя и "псов-рыцарей" - Михаил Елисеев

Взятием Владимира-Суздальского закончился первый этап нашествия Батыя на Северо-Восточную Русь, которая понесла в этой борьбе страшные потери, но побеждена еще не была — просто с этого момента меняются цели войны, а также сама стратегия и тактика завоевателей.

* * *

После того, когда монгольская орда ушла от сожженной и разграбленной столицы Северо-Восточной Руси, те из жителей, кто уцелел, вернулись на пепелище. Город был практически уничтожен, лишь каменные соборы и церкви, покрытые черной копотью, одиноко возвышались там, где когда-то жил и шумел великий город. Именно эти чудом спасшиеся люди и подобрали за городской чертой тела погибших там сыновей Великого князя — Всеволода и Владимира Георгиевичей. Вместе с братом Мстиславом их всех похоронили в Успенском соборе, куда позднее привезли и тело их отца. В дальнейшем, когда собор подвергся серьезной перестройке, их тела были погребены в приделе Св. Георгия, который соединял храм и новую колокольню.

Но самое интересное свидетельство той страшной поры, связанное с именем самого младшего из братьев — Владимира, можно найти в Золотых воротах. Если подниматься наверх по лестнице, ведущей на бывшую боевую площадку, то справа, в косяке арочного проема, можно будет увидеть выцарапанную уставом на белом камне древнюю надпись — «Гюргич» (Георгиевич). Н. Н. Воронин предположил, что это связано непосредственно с князем Владимиром и его трагической гибелью недалеко от Золотых ворот, и датировал ее 2 февраля 1238 г. — днем смерти князя. В 1882 г. во время реставрационных работ в Успенском соборе захоронения братьев были освидетельствованы, а в гробнице Владимира помимо его останков была найдена масса сложенных в беспорядке костей. Братья князья почитались как местные святые, а в середине XVI в. в грамоте Ивана Грозного к клиру Успенского собора отмечалось: «Великого князя Георгия Всеволодича по детех по Владимире, по Всеволоде, по Мстиславле в год по всех одна панахида на их память февраля в 7-й день». Молодые суздальские князья с честью выполнили свой долг перед отцом и землей — они сражались до последнего против страшного врага, и все трое пали в этой неравной борьбе. Их не в чем упрекнуть потомкам.

Часть татар пошла к Ростову, а другая часть к Ярославлю, а иные пошли на Волгу на Городец, и пленили они все земли по Волге до самого Галича Мерьского; а другие татары пошли на Переяславль и взяли его, а оттуда пленили все окрестные земли и многие города вплоть до Торжка. И нет ни одного места, и мало таких деревень и сел, где бы ни воевали они на Суздальской земле. Взяли они, в один месяц февраль, четырнадцать городов, не считая слобод и погостов, к концу сорок пятого года.

Лаврентьевская летопись

После падения стольного Владимира вся громадная территория княжества оказалась без какой-либо защиты — одни воины пали в яростных сечах с монголами, другие вместе с князем Георгием ушли на Сить. Для Суздальской земли настали черные дни, поскольку дикий монгольский разгул остановить стало просто некому — начался беспощадный разгром городов, сел и деревень. Один небольшой монгольский отряд сразу после падения столицы князя Георгия двинулся по Клязьме в сторону Стародуба, бывшего столицей удельного Стародубского княжества и где правил самый младший из братьев Всеволодовичей — Иван. Однако этот князь еще до падения Владимира быстро сообразил, чем все может обернуться лично для него и его многочисленных родственников, а потому развил очень бурную деятельность. По сообщению В. Татищева, «Иван Стародубский княгиню с детьми, со всем имением, а также из Юрьева, что было оставшееся Святославово, вывез за Городец за Волгу в леса, а в городах оставил только войска с воеводами и сам лесами хотел к Юрию с малым войском пройти». Иван проявил себя молодцом — судя по всему, он не только эвакуировал мирных жителей из городов, оставив там только воинские контингенты, но и умудрился вывезти из неблизкого Юрьева-Польского казну и имущество своего старшего брата Святослава. Конечно, было бы намного лучше, если бы Иван Всеволодович не распылял своих воинов по городам, а, собрав их в кулак, повел на соединение с князем Георгием. Но отмечу еще раз — в ту страшную зиму князья и воеводы действовали, исходя из устоявшихся представлений о степной угрозе, а с этой точки зрения действия Ивана были абсолютно правильными. Вероятно, что и жители Городца Радилова подчинились приказу Стародубского князя покинуть свои дома и подались в леса — в городе остался лишь вооруженный отряд. Ратники из Костромы ушли на Ярославль, чтобы оттуда идти на Ростов и соединиться с князем Василько, которому Кострома и принадлежала, а поэтому мирное население тоже должно было податься в бега, не надеясь на милость Батыеву. В итоге для монгольского отряда, который двинулся в самостоятельный рейд по Клязьме и Волге, все сложилось неоднозначно — если Стародуб и Городец Радилов ему пришлось брать с боем, то в Костроме монголы вряд ли встретили сопротивление.

Между прочим, этот рейд служит лишним подтверждением того, что на Суздальские земли с востока никто нападать не собирался — иначе незачем было бы посылать в этот регион войска с запада. Но это был всего лишь один отряд, отправленный в поход отдельно от главных сил, а остальные тумены Батый продолжал держать в кулаке, поскольку перед ним возникла еще одна проблема, и называлась она Переславль-Залесский, стольный град Ярослава Всеволодовича. Взяв по пути Юрьев-Польский и спалив его дотла, монгольская орда подошла к городу и осадила его. Более чем вероятно, что, уходя в Киев, князь Ярослав отрядил в распоряжение переславского наместника и часть своей дружины, поскольку время было тревожное, а оставить вотчину без достаточной защиты было бы непростительной глупостью. Судя по всему, этот самый наместник оказался толковым воякой, да и сил под его рукой оказалось достаточно, поскольку ничем иным не объяснить сообщение Рашид ад Дина, что «Город Переяславль, коренную область Везислава, они (ханы) взяли сообща в пять дней». Картина получилась в принципе та же, что и во время сражения за Москву, осада была яростной и продолжительной, с той лишь разницей, что такого решающего стратегического значения она не имела. На мой взгляд, было бы гораздо лучше, если бы переславский полк ушел на Сить, но наместник без приказа Ярослава не имел права заниматься подобной самодеятельностью, а потому принял все меры к защите вверенного ему города. Кроме этого сообщения персидского историка об обороне Переславля-Залесского ничего больше не известно, но кое-какие предположения сделать можно.

Сам город находился в низине, и болотистая равнина затрудняла подход вражеских войск к городским укреплениям, но сейчас стояла зима, и это преимущество было сведено на нет. Протяженность оборонительных валов Переяславля, высота которых в некоторых местах достигала 10 м, составляла два с половиной километра, у подножия их протекали река Трубеж и небольшая речушка Мурмаж — там, где они укрепления не защищали, был выкопан глубокий ров. В 1194 г. на валах были возведены новые деревянные крепостные стены, что делало город мощной крепостью, способной выдержать длительную осаду. На главной городской площади возвышался белокаменный Спасо-Преображенский собор, около которого находился деревянный княжеский терем. Своего расцвета Переяславль достиг в конце XII — начале XIII века, когда в нем велось свое летописание и была создана одна из редакций «Слова Даниила Заточника». Все это, конечно, очень хорошо, но в данный момент дело было в том, что совсем рядом с городом находился еще один укрепленный пункт — городок Клещин (современное село Городищи), откуда в свое время Юрий Долгорукий и перенес город в низину. Этот городок располагался на северо-восточном берегу Плещеева озера, подступы к нему прикрывали многочисленные овраги, а естественные укрепления прекрасно дополняли крутые земляные валы, которые сохранились до нашего времени.