Двери восприятия. Рай и Ад. Вечная философия. Возвращение в дивный новый мир - Олдос Хаксли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 5
Милосердие и любовь к ближнему
Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь.
Любовью возможно Его охватить и удержать, помышлением же никогда.
Всякий, вознамерившийся обрести созерцание (объединяющее знание. – Авт.) должен начать с пытливого вопрошания самого себя, насколько сильно он любит? Ибо любовь есть движущая сила разума (machina mentis), извлекающая оный из мира и возносящая ввысь.
Любовь – астролябия таинств Господа.
О, когда бы
Пресытившийся и забывший стыд
Проснулся и почуял вашу руку
И поделился лишним! Всем тогда
Хватило б поровну! [340]
Любовь непогрешима; она не ведает оплошностей, ибо все ошибки совершаются в желании любви.
Для любви нам открыто лишь известное, но мы никогда не знаем до конца то, чего не любим. Любовь – это способ познания; когда она в достаточной степени бескорыстна и сильна, это познание становится объединяющим знанием и тем самым приобретает качество непогрешимости. В отсутствие бескорыстной любви (проще говоря, любви к ближнему и милосердия) имеется только предосудительная любовь к самому себе, а ее следствием становится частичное, искаженное знание как о собственном «Я», так и о внешнем для «Я» мире вещей, живых существ, разума и духа. Упиваясь похотью, человек подчиняет себе «основания земли»[341], то есть использует законы Природы и духа ради достижения корыстных целей. В результате он «ничего не ощущает» и утрачивает способность к познанию. Его полное невежество добровольно; если он слепнет, то потому, что сам не желает видеть. Это добровольное невежество неизбежно чревато отрицательными последствиями. За гюбрис идет немезис, и порой возмездие принимает крайне драматический облик – когда добровольный слепец (Макбет, Отелло, Лир) оказывается в ловушке собственного честолюбия, деспотической власти или капризного тщеславия. Иногда возмездие менее заметно: скажем, в случаях, когда власть, богатство и слава сопутствуют человеку до конца его дней, зато непрерывно возрастает и невосприимчивость к благодати, вплоть до совершенной неспособности когда-либо вырваться из душной темницы самости и обособленности. Насколько велико может быть духовное невежество среди тех, кто ставит себе на службу «основания земли», показывает поведение кардинала Ришелье[342] на смертном одре. Священник, отпускавший грехи кардиналу, предложил этому великому человеку подготовиться душой к грядущему испытанию и простить всех своих врагов. «У меня никогда не было врагов, – ответил кардинал со спокойной искренностью невежды; многие годы интриг, накопления богатств и претворения в жизнь честолюбивых планов сделали его невежество таким же абсолютным, какой была его политическая власть. – Враги были у государства». Подобно Наполеону, Ришелье тоже «чувствовал мощь небес», отказывался проявлять любовь к ближнему и милосердие, а потому пребывал в неведении относительно собственной души и всего остального.
Здесь, на сем свете, возлюбить Господа лучше, нежели Его познать, а познавать низшее предпочительнее, чем их любить. Познавая, мы тем возносим их до нашего разума, а любовью своей мы склоняемся пред ними и становимся их слугами, как скупец становится слугой своего золота.
Это замечание на первый взгляд кажется несовместимым с мнениями, приведенными выше. Но на самом деле святой Фома просто проводит различие между несколькими формами любви и познания. Лучше любить-познавать Бога, чем просто узнать о Боге без любви, прочитав теологический трактат. С другой стороны, золото не подлежит полному познанию через любовь скряги (вернее, через плотское вожделение), или посредством абстрактной любознательности ученого-исследователя, или же через бескорыстную любовь-познание мастера по металлу или поклонника его творчества, который восторгается красотой изделия, а не его ценностью или возможностью обладания. То же самое относится ко всем сотворенным вещам и разумным живым существам. Плохо любить-познавать их посредством обращенных на себя корыстных побуждений; куда полезнее познавать их с бесстрастностью ученого, но лучше всего дополнить абстрактное бескорыстное знание подлинной бескорыстной любовью-познанием, наделенной качеством эстетического наслаждения (или любви к ближнему, или тем и другим одновременно).
У нас есть понятие о счастье, а достичь его мы не можем. Мы видим образ истины, но в руках у нас остается лишь обман. Мы не способны ни пребывать в полном неведении, ни знать