Последняя любовь президента - Андрей Курков

– Сдам, – спокойно заявляю я.

Она машет рукой и возвращает свой взгляд на Диму:

– Ты все лекарства пьешь?

Он кивает.

– Врачей слушаешься?

Снова кивок.

«Вот это идеальный разговор! – думаю я. – Ну как можно спорить или ругаться с человеком, отвечающим на вопросы кивками?»

В чем-то я опять завидую Димке. Но в чем-то мелком. На самом деле моя жизнь кажется мне куда более интересной и полной. Вчера, например, с отцом Василием помогали заносить в коммуналку старика мебель, купленную в комиссионке. Теперь у него есть и тахта, и кровать, и круглый стол, и буфет, и три разных стула. Два мягких и один венский, с фанерным сиденьем.

«Неужели он все-таки переедет туда жить?» – все еще сомневаюсь я.

Но и так ясно, что переедет. Деньгами ему помог отец Василий. На одну мебель рублей сто ушло. Плюс десятка шоферу грузовика.

– Мы его тут долго держать не будем, – говорит нам под конец визита больничный врач. – Еще три денька, и, если не будет болей и температуры, отведем назад.

Мама кивает и сует врачу трешку в карман халата.

– Спасибо вам, – говорит она. – Я ведь по-настоящему испугалась. Думала, переломы…

Киев. Сентябрь 2004 года.

Я не знаю, как описать это странное и одновременно тяжелое состояние, когда ни одна мысль не додумывается до конца, когда голова превращается в эмалированную миску, над которой установили старомодную мясорубку. В эту мясорубку бросили вполне логичные, четко и вербально обозначенные опасения и догадки. Потом перемололи, но в миску, точнее в мою голову, ничего не упало.

«Нет, – думаю я. – Я позвоню ему, попрошу подождать до рождения близнецов…»

И вот я звоню Догмазову, рассказываю о ближайших семейных планах.

– Хорошо. – В голосе его сквозит явное безразличие. – Продолжайте пока работать там же. Я с вами свяжусь.

И я, мысленно поставивший крест на министерской карьере, смотрю на свой рабочий стол, с которым уже попрощался. Я не знаю, что теперь делать.

– Сергей Павлович, – в кабинет заглядывает Нилочка. Глазки светятся. На ногах новые туфли и блестящие колготки «цвета шампанского». – Можно на минутку?

Я киваю. Мне хочется отвлечься.

Нилочка присаживается напротив.

– Сергей Павлович, – щебечет она. – У меня в пятницу новоселье. Умоляю, приезжайте! Без вас это не праздник. Это же вы.

– А где купила? – спрашиваю я.

– На Севастопольской площади.

– Однокомнатную?

– Нет, – с гордостью произносит она. – Две комнаты. Повезло!

– Пусть тебе и дальше везет! – Я совершенно искренен в своих словах.

– Пока я с вами рядом, будет везти! – уверенно звенит ее голосок.

– Откуда такая уверенность?

– Я к гадалке ходила.

День проходит быстро. После разговора с секретаршей и двух бесед с коллегами я покорно возвращаюсь к исполнению роли замминистра. Удивительно, что никто, даже Нилочка, не заметил, что как минимум полдня я был другим, я был пустой трехлитровкой, из которой уже вылили прежнее содержимое, но новое еще не влили.

– Ну как? – встречает меня вопросом Светлана.

– Никак, – вздыхаю я. – Сказали, что позвонят. Нам надо думать о дате вылета.

– Врач сказал, что самое позднее – через неделю. Потом будет опасно.

«Вот и хорошо, – думаю я. – Не мытьем, так катаньем. Министр о предстоящих родах Светланы осведомлен. Проблем не будет».

Киев. Декабрь 2015 года.

Странно, но в последнее время я ожидаю ужинов с Майей как возможности расслабиться и почувствовать себя простым, не обремененным проблемами человеком. Именно человеком, а не мужчиной. Мужчиной я себя рядом с ней почему-то не ощущаю. Или, возможно, не ощущаю ее женщиной. Она для меня просто человек, внезапно ставший приятным собеседником. Ее мне так долго и грубо навязывали, точнее, ее незаметное соседство навязывали мне слишком заметно, так что неудивительно, что даже сейчас, думая о ней в общем-то неплохо, я бросаю иногда на Майю подозрительные, косые взгляды. Хорошо, что она не замечает. Или замечает, но молчит и не реагирует. Это ведь самый благородный вид реакции – не реагировать.

Мы снова ужинаем. Нам снова прислуживает кажется-Зоя. От этой блондиночки в белом фартучке по-прежнему пахнет хорошими духами. Сегодня четверг, и совершенно случайно получился рыбный вечер. Филе семги, салат из креветок и крабов, соляночка с осетром и хорошее белое вино.

– Я иногда бываю не права, – говорит Майя, поправляя жакетик изумрудного цвета, надетый на бордовую блузку.

– Все бывают, – киваю я.

– Нет, я о конкретном… Можем сегодня выпить кофе у меня…

Я удивлен. В моих глазах то же, что и на уме.

– Тогда у меня не было ни кофе, ни кофеварки. Но теперь все есть.

Я охотно соглашаюсь. И узнаю кое-что новенькое об архитектуре этого дома. Мы опускаемся на этаж ниже, заходим в небольшую дверь справа и оказываемся в служебных помещениях. Проходим через несколько комнат, мимо ряда стиральных машин, мимо шкафчиков с десятками ящиков. Выходим из другой двери и оказываемся на уже знакомой мне лестнице черного хода. Поднимаемся на один этаж вверх и останавливаемся перед дверью ее квартиры.

Усаживаемся на кухне. Здесь приятно тесно, здесь узенькое и высокое окошко. В окошко видны огни вечернего Подола. Под окошком, точнее, под подоконничком – три чугунных ребра батареи. От них идет тепло. Кофеварка «Сименс» урчит и начинает плеваться свежим кофе. Аромат тут же проникает в воздух.

– У тебя тут неплохо, – говорю я, обводя взглядом кухню.

– Ты не был у меня, – усмехается Майя. – У меня на самом деле неплохо. Четыреста метров жилой площади. Кухня в тридцать метров с барной стойкой! Ты когда-нибудь завтракал за барной стойкой собственной кухни?

– Ты обо мне плохо думаешь! Я не всегда был президентом. У меня тоже есть квартира с барной стойкой на кухне. На бульваре Леси Украинки. Это ведь тоже не моя квартира, там, за стенкой твоей спальни!

При упоминании о спальне Майя встрепенулась. Бросила на кухонную дверь встревоженный взгляд.

– У тебя коньячок к кофе есть? – отвлек я ее.

– Да.

Она принесла бутылку «Таврии», две рюмочки.

– Скажи, а кем ты будешь потом? – спросила она неожиданно.

– Потом? Потом я буду Никем с большой буквы. Так бывает со всеми бывшими президентами. Некоторые из них оказываются одновременно в двух местах: в тюрьме и в учебниках новейшей истории. Некоторые – только в учебниках. Впрочем, у нас их пока было слишком мало, президентов.